Бой под Талуканом
Шрифт:
Мы подошли к закрытому складу-ангару, и Володя принялся тарабанить в дверь и орать:
– Кладовщик! Васька! Отворяй ворота, пройдоха. Чем быстрее откроешь, тем меньше возьмем.
Дверь с неприятным скрипом открылась, и на пороге появился прапорщик в расстегнутой гимнастерке, почесывающий большой толстый живот.
– Привет. Чего такой потный? – усмехнулся Володя. – Коробки с тушенкой прячешь по углам?
– От таких, как ты спрячешь! Здорово, брат! Давно вернулся? Болтали, что тебе полголовенки снесло, а у тебя все на месте. Может, другую голову
– Нет, та цела, все нормально, два месяца дома проверял на прочность и эластичность, – хмыкнул ротный.
– Эластично? – заржали я и Ветишин.
– Да, только вот приходилось все делать по ночам, потому что скобы стояли на челюстях, и мое лицо было постоянно со страшным звериным оскалом. Ужас! Мы чего к тебе пришли, дело у нас, неотложное… – Сбитнев начал продвигаться вглубь склада, тесня Василия.
– А ко мне просто так поболтать не ходят, всем что-то нужно. Корыстные вы, – ответил прапорщик, пытаясь сопротивляться и не пустить нас вовнутрь.
– Васька, ты из себя ангела бескорыстного не строй. Ник и Острогин ордена получили, закусить нечем. Паек в рейде съели, а старшина должность сдает, все выпил, гад, и сожрал.
– Идите к Берендею, он остатки не сдал еще, а я никому ничем не обязан.
– К Берендею нельзя, мы ему и Соловью чуть физиономию в Гардезене намяли. Они сейчас в обиде – ничего не дадут.
– Правильно сделают, не плюйте в колодец, где водицы еще пригодится напиться. Ладно, заходите, так и быть, чего-нибудь соберем, – прекратил сопротивление и смилостивился кладовщик.
В ангаре стоял полумрак, и только у стойки с документами светила ночная лампа. Возле нее скакала в тельняшке и с ошейником на шее небольшая обезьяна, привязанная цепочкой к стене.
– Это что за чучело? – удивился я.
– Сам ты чучело. Это Аркашка! Макак! Настоящий мужик! На, сволочь, успокойся, – и Василий засунул окурок в пасть животному.
Обезьяна судорожно сделала две затяжки, быстро успокоилась и принялась курить с наслаждением, что-то по-своему бормоча себе под нос.
– Ни х… себе, – крякнул Ветишин.
– Это что, сейчас спектакль будет, специально для вас. Аркадий Михалыч, пить будешь? – поинтересовался прапорщик.
– Угу-уху, – запрыгало и заверещало, обрадовавшись, животное.
– Вот ведь, скотина, все понимает, водку обожает больше, чем фрукты, а коньяк почему-то не любит, не пьет, – заулыбался Васька и погладил зверя по голове.
– Откуда он у тебя? – спросил Володя.
– Полгода назад разведчики привезли из Джелалабада. Поначалу трескал только апельсины, яблоки и бананы, а теперь все подряд, голод не тетка, где я ему бананов наберу. Пьяница стал ужасный. Если выпиваем и ему не наливаем, драться лезет, а как напьется, песни свои горланит. Курить научился, окурки ворует.
– Прямо как человек, наверное, Дарвин был прав, мы с обезьянами имеем общего предка, – засмеялся Володя.
– А почему Аркаша? – удивленно поинтересовался я. – Что-то очень знакомое имя, есть ассоциации с кем-то.
– Так
– Инфаркт не хватил моего шефа, когда макак за палец укусил? – спросил я.
– Вроде живехонький уехал, да еще коробку тушенки и сгущенки с собой прихватил. Но выговор записал в карточку. Ребята, давайте бахнем по сто граммов за вашу удачу, за твое, Вовка, возвращение!
Василий разлил по французским стаканам спирт, достал банку огурцов и произнес:
– За замену! Чтоб вернуться всем живыми!
– Вздрогнули! – выдохнул Вовка и громко крякнул. – Чего даешь на закуску?
– Банку тушенки, банку килек и банку лосося, сало в банках, огурцов вон в бочке набирайте и пару банок салатов.
– Вот так, да? Начальству – целую коробку, а нам – по банке… Не густо на десять ртов.
– Всем давать, так на халяву весь полк сбежится, мне что прикажете, склад настежь распахнуть? Скромнее будьте. Меньше ешьте, больше пейте, скорее свалитесь, тогда точно на всех хватит. Сейчас еще кто-то от комбата Папанова должен подойти, он тоже Звезду получил, и Скворцов-танкист звонил. Бери, что дают, и уносите ноги. Считаю до трех.
В этот момент обезьяна допила из чьего-то стакана остатки спирта и пришла в необычайное возбуждение. Она принялась швырять вилки, стаканы, перевернула пепельницу.
– Аркашка, скотина, алкаш проклятый, пошел вон, – заорал прапорщик и дал макаку звучную затрещину.
Макак обиделся, заскочил на жердочку и принялся оттуда плеваться, корчить рожи и пронзительно орать.
– Заткнись, скотина, больше не налью! – рявкнул Василий и кинул обезьяне банан.
Тот схватил его и моментально сжевал.
– Больше корми зверя, а то, не закусывая, сдохнет, – сказал на прощание Володя. – До свидания, Василий, пока, Аркаша!
– Уа-ха-ха! – заверещал зверь и бросил в нас от избытка чувств пустую банку.
Три бутылки водки и бутылка коньяка, купленные по дешевке по двадцать чеков в дукане, быстро подняли настроение. На огонек заглянул Бронежилет, оставшийся за убывшего в отпуск комбата. Лонгинов плавно перемещался по всем ротам. В третьей был его кабинет, и он начал движение оттуда. Там орден отмечал старшина, а во второй – взводный. Теперь добрался, наконец, и до нас. Язык у него уже сильно заплетался, щеки пылали, но держался зам. комбата еще довольно бодро.
– Товарищи офицеры, хочу поздравить в-вас от себя лично, от лица комбата и лиц у-управления батальона, в-вообщем, от всех нас вас! – выдал он многосложную фразу.