Бой с зеркалом

Бухонов Никита

– Знаешь, по-моему ни у кого из нас этого не получается, – отвечаю я ему и отправляюсь на боковую.

Сосед на раскладушке рядом сипит, как горбатый кит, во сне. С какими-то полусвистом и постаныванием, он вертится из стороны в сторону, наслаждаясь десятым сном. Желудок его жалобно визжит, словно несмазанная шестерня. Но мне плевать на всё это. Я поставил точку в сообщении – свет моей души ушёл спать. Мне как назло не спалось. И я пошёл в туалет и сделал всё тихо, будто мне до сих пор шестнадцать.

До отправки

в первую командировку ещё целый месяц. Одиночное отражение считало, что мне стоит посмотреть мир. Что я хочу сам? Не знаю, но сейчас его энтузиазм. Мне надо проветриться, отдохнуть от сумасшествия города грехов. Но пока что я всего лишь скучаю. Пока что развлекаю себя тем, что задираю начальника и вою со всеми вокруг понемногу. Я пытаюсь их немного расшевелить, показать какую-то толику фронта, привнести задор в реальную жизнь. Сам не знаю зачем мне это, но лучше, чем смотреть как обрабатывают молодых парней и пытаются внушить им прелесть жизни, которая должна с каждым годом обязательно улучшаться.

– Ну здорова молодёжь! – произносит старый хер ( начальник). – Смотрите тут – учитесь. В первую командировку поедете уже опытными. А там, годик-два и вы уже квалифицированные специалисты. Да за вами вся Москва будет охотиться, чтобы только вы работали у них.

В конторе он мелкая сошка, которая важничает будто директор. Ему не нужно заходить к нам на обучение, но он постоянно пытается показать какой он крутой старый хер.

– Ох, а нам как раз не хватало вас. Пришли вручить нам парочку билетов на Сахалин? Может быть Сибирь? – говорю я, не сделав попытки даже привстать с кресла.

Начальник поджимает губы и отводит от меня взгляд, пытаясь найти кого-то более дружелюбного среди нас. И такой находится – парень жалуется, что мы должны жить всемером. Глупец. Жаловаться здесь никому нельзя, это как приправа, которая обмягчит тебя и сделает ещё более съедобными для них.

– Нет, вам нельзя снимать ещё одну комнату за счёт фирмы. Потерпи, в конце концов ты мужчина или кто? – говорит начальник. – К слову, вам всем нужно зайти ко мне после четырёх и расписаться кое в чём.

– В чём!?

– Зайди, да узнаешь! – огрызается он, видя что я цепляюсь к нему.

Я встаю с кресла, намеренно держа руки в карманах штанов и подхожу к нему.

– Сегодня сокращённый день, в это время мы будем уже дома, надо бы перенести всё это мероприятие…

– Да мне плевать – приказ начальства свыше.

– Ну нам то тогда тем более плевать, – говорю я, собираю свои вещи и остаюсь в дверях дожидаться остальных ребят.

Я дразню начальника, и оттого мне кажется остальным ребятам становится легче. Здесь, в чужом городе, впервые в одиночестве – а в конторе каждый так и желает посыпать приправой для удобоваримости.

Мы ничерта не делаем и научить нас тому, что делают остальные сотрудники – невозможно, так же как и нельзя обучить вождению, держа на верёвке игрушечный самосвала. Создавать вид кипучей продуктивности на работе и говорить заумными фразочками – я уже умею, а потому плевать я хотел на всё это

дерьмо. Мне не нравиться всё вокруг – нас всех крупно наебали. Нам обещали командировки и хорошую зарплату – но ничего этого нет. Обещали что нужны молодые специалисты, а пока только два месяца маринуют, заставляя заниматься полной хернёй. И всё что я могу делать – закусывать предложенные удила покрепче и лягать всяких придурков. Да уж..

– Такого опыта больше нигде не получить»– говорит самый молодой( по развитию) парень, поднимаясь со стула и отправляясь к ближайшему агрегату. – – Потом с руками и ногами остальные компании оторвут.

Сорокалетний мужик, живущий с мамой, важно кивает и присоединяется к нему. Четверо смущённых студентов поднимаются с нагретых кресел и идут делать вид усиленного обучения. Я в одиночку отправляюсь домой. Что же никто не захотел присоединяться!

Я верю что страх перед работой в реальных условиях, так же и останется моим самым лучшим учителем. По забавному стечению обстоятельств – меня самого первого отправят в командировку. Там, осаждаемый бесчисленным множеством рабочих и дрожа от страха, я быстрее всех разберусь в профессии и на случайной встрече буду неустанно напоминать ребятам, что я был прав.

Но это всё потом. Сейчас же у меня проблемы другого рода – творческая импотенция, впервые возникшая в моей жизни и пугающая до глубины души. Я быстрее хочу с ней разобраться и назначаю встречу одному товарищу за тридцать.

Случилась измена жены, случился развод – двухкомнатная квартира в которой жила дочка лет пяти, вместе с ними, всё ещё оставалась в ипотеке. Но парень был не промах, продал свою часть, простился с жёнушкой и укатил в Москву, где нашёл вполне приличную работу и совсем не падал духом. Теперь же, пьёт пиво в столице со мной. Мы заказываем по рюмке столичной водки и закусываем малосольным огурцом за полтинник.

– И сколько ты уже не пишешь? – спрашивает он.

– Три месяца! – говорю я, сморщив лицо, будто от кислого лимона.

Ровно столько времени прошло с той первой трещины на счастливом зеркале. Уход с фронта, появление света моей души – кажется я не смогу больше написать ничего стоящего. Иногда думаю всё дело в том, что сейчас всё хорошо. Никто не пытается пристрелить меня, завладеть моей головой…у меня впервые за долгие годы стало всё хорошо – появилась девушка, работа, деньги и болезнь ушла. Господь мой бог, хоть бери блядь и делай ей предложение, лишь бы начать писать.

– И каковы твои планы дальше? – интересуется товарищ.

– Хочу узнать – какого это жить обычной жизнью. После работы отдыхать, жить спокойно и даже скучновато. Рим, в конце концов, отстроили после пожара, а я смогу отстроить писательство, появилось бы только желание.

Знакомый соглашается и говорит что передышка еще никому не мешала.

– Кстати, а зачем тебе это всё? Командировки, жизнь в столице и вся эта прочая бредятина с работой?

– Возможно поиск вдохновения, – говорю я, допивая бокал.