Бой тигров в долине. Том 2
Шрифт:
– У девочки была другая фамилия. Гаянэ вышла замуж, и ее муж удочерил моего ребенка.
Теперь Рыженко вспомнила, что потерпевшим по делу был признан отец четырнадцатилетней Лауры, значит, он и присутствовал на заседаниях суда.
– А мать девочки? Она в суд не приходила? Что же, на протяжении всего процесса вы ее ни разу не видели? – недоверчиво спросила она.
– В том-то и дело, – вздохнул Кирган. – В судебном заседании выступал муж Гаянэ, он ведь считался отцом Лауры. Для Гаянэ было нестерпимо находиться в одном помещении с убийцами дочери, видеть их, слушать их показания. Она не могла этого вынести. Оказалось, она приезжала вместе с мужем каждый день и ждала его в машине, пока шло заседание. После приговора муж вышел из зала сразу же, и к тому моменту, когда я появился на улице, Гаянэ уже все знала. Не стану
Он опять замолчал.
– И что было потом? – тихо спросила Надежда Игоревна.
– Я запил. Здорово запил. В голове все время крутилась мысль о том, что судьба меня догнала и наказала, я добился оправдания убийцы своего ребенка, о существовании которого и не подозревал. Это казалось мне закономерным итогом моей профессиональной деятельности. И я перестал работать.
– Даже так?
– Да, вот так. Перестал брать серьезные дела, занимался только консультированием, а большую часть времени проводил дома или на даче в обществе бутылки. Разочаровался в профессии, не знал, что будет дальше, жил на те деньги, которые остались от предыдущих накоплений, и не хотел думать о том, на что буду жить потом и с каких доходов буду платить алименты.
– Алименты? – удивилась она. – Вы в разводе?
– Жена не простила меня, когда узнала о моем романе и о внебрачном ребенке. И с сыном видеться не дает. А я его очень люблю и очень по нему скучаю.
– Большой сын? – с неожиданно искренним интересом спросила Рыженко.
– Двенадцать лет.
Она вспомнила свою Ленку в этом возрасте. И вспомнила их с мужем азартное стремление видеть дочку и проводить с ней как можно больше времени каждый день, потому что она менялась стремительно и непредсказуемо, еще вчера это была одна девочка, а сегодня уже совершенно другая, которая что-то услышала, увидела, прочитала и поняла, сделала свои выводы, и теперь ей не интересно то, о чем она так увлеченно еще накануне могла говорить часами, теперь для нее важно совсем-совсем другое… Вспомнила, как однажды, когда муж заехал за ней после работы и они, возвращаясь домой, давились от хохота, заключая пари: какое увлечение овладеет их ненаглядным чадом сегодня? Муж говорил, что оперская интуиция подсказывает ему: если вчера предметом ее постоянного и горячего интереса были герои сериала «Соколовы», то сегодня наверняка будет знаменитый рок-певец, который приехал в Россию на гастроли. А на чем настаивала Надежда Игоревна? Она не могла вспомнить. Вот странно: слова мужа помнит совершенно точно, даже видит его лицо, слышит его голос, а то, что говорила сама, забыла. Но зато хорошо помнила, что именно было тогда ставкой в этом пари. И еще помнила, что выиграла, поэтому ночью, разомкнув объятия, они вышли на кухню пить чай. Муж предпочитал сразу засыпать, а ей обычно не спалось и хотелось еще посидеть-поговорить. Она тогда выиграла, и все было так, как ей нравится.
– Вы молчите, – угрюмо констатировал Кирган. – Вас шокировала моя история?
Надо же, оказывается, она так погрузилась в воспоминания, что не заметила, как пауза затянулась. А вот история… Шокировала ли она Надежду Игоревну? Да нет, она в своей практике следователя и не с такими коллизиями сталкивалась. Но она с ужасом и удивлением почувствовала, что злость и ненависть к этому человеку куда-то подевались. Теперь он вызывал у нее сочувствие, несмотря на то, как поступил в прошлом году по отношению к ней. Сочувствие и странное, непонятно откуда взявшееся желание протянуть руку и погладить его по волосам. Господи, глупость какая!
– Почему же вы взялись за дело Аверкиной, если решили больше не практиковать?
– Сам не знаю. – Ей показалось, что на лице адвоката мелькнула беглая улыбка. Мелькнула – и тут же пропала. – Пришел мальчик, Ленар Габитов, с ним – двое стариков-пенсионеров, начали меня уговаривать, и я не смог отказать. Клял себя последними словами за то, что согласился. Но как-то они меня уломали… Сейчас уже и не припомню, какими такими способами. А уж когда соглашение подписали, мне пути назад не было, я же не имею права отказаться. Но это было только сначала.
– А потом что? – ей становилось все интереснее.
– А потом я понял, что моя подзащитная невиновна, и тогда во мне проснулся охотничий азарт, желание вытащить ее, приложить все усилия. Может, я так хотел искупить свою вину, не знаю…
Ну вот, дождалась. Довыпендривалась. Ведет себя как пустая истеричная бабенка, которая старается демонстрировать свои чувства всем и каждому. Ну почему она с самого начала не выстроила отношения с адвокатом, не сделала их ровными и деловыми, какими всегда бывали ее отношения с защитниками по уголовным делам? Почему всячески подчеркивала, как он ей неприятен? Зачем? Чего добивалась? Чтобы ему было неуютно и напряжно в ее присутствии? Чтобы – что? А теперь, когда ей придется на каждом шагу признавать его правоту, что она станет делать со всем своим праведным гневом, которому позволила выплеснуться наружу? Неужели у нее достанет глупости, чтобы упираться до последнего и изо всех сил делать вид, будто убеждена в виновности Аверкиной, хотя на самом деле с каждым днем растет уверенность в том, что девчонку действительно подставили! Да, в прошлом году он поступил гадко, подло, некрасиво. И что? Теперь из-за этого должна страдать несчастная медсестра Аверкина? Тем паче адвокат так наказан судьбой, что врагу не пожелаешь.
Ей стало противно и муторно от взгляда на себя со стороны. И еще в глубине души шевельнулось сочувствие к сидящему за рулем мужчине. И, кажется, даже симпатия.
В холодильнике было пусто, даже элементарную закусь соорудить не из чего. Виталий раздраженно захлопнул дверцу и достал из кухонного шкафчика бутылку и стакан с толстым дном. Налил изрядную порцию, поднес ко рту и… поставил на стол. Что-то не так.
На душе было смутно, одновременно горько и радостно. Он корил себя за то, что внезапно, ни с того ни с сего, разоткровенничался со следователем. И чего его потянуло на признания? Наверное, его выбил из колеи вид Надежды Игоревны в партикулярном платье и без привычной «кики» из волос, которая ее ужасно, оказывается, старила. И вел он себя совершенно по-дурацки, и нес какую-то чушь, да еще и упал в придачу… Как дурак, признался в том, что чуть не спился. Совсем расслабился и нюх потерял. Разве можно так разговаривать со следователем? Придурок!
Чуть не спился… Виталий вышел из кухни, открыл дверь ванной, включил освещение и посмотрел на себя в зеркало. То, что он увидел, ему не понравилось. Рассматривал долго, внимательно, потом вышел в комнату и достал из альбома прошлогодние фотографии, сделанные примерно за месяц до начала процесса над скинхедами, когда они вместе с женой Милой и сынишкой ездили на Кипр. Всего год прошел, а если сравнивать два изображения – на снимке и в зеркале, будто на десять лет постарел. Опустился. Под глазами мешки, прорезанные невесть откуда взявшимися морщинами, которых еще год назад и в помине не было. И носогубные складки залегли глубже. И кожа приобрела нездоровый красноватый оттенок. И волосы, давно забывшие, что такое ножницы в руках опытного дорогого парикмахера. Над брючным ремнем вот-вот нависнет недвусмысленная складка, не зря же предупреждают, что в алкоголе много калорий. Одним словом, ничего хорошего Виталий Кирган не увидел. И Надежда Игоревна, наверное, тоже не видит ничего приятного, когда смотрит на него. Он-то, мужик до мозга костей, глаза растопырил, впитывая в себя вид ее ослепительной кожи, полного тугого тела и густых блестящих волос, а она, наверное, смотрела на него и недоумевала, как этот помятый неухоженный мужичонка смеет на нее пялиться.
От этой мысли он почувствовал себя почему-то униженным. Он, Виталий Кирган, предмет обожания всех девчонок на курсе, мужчина, который всегда очень нравился женщинам, вдруг понял, что он не ровня Надежде Игоревне. Не следователю Рыженко, а именно красивой женщине по имени Надежда. Недостоин. Не тянет. Не соответствует. И не имеет у нее никаких шансов.
Виталий сердито тряхнул головой.
– А они мне нужны – шансы эти? – громко спросил он у своего отражения. – Куда мысль-то занесла? При чем тут Рыженко?