Боярская стража

Извольский Сергей

Очнулся почти сразу — хлесткий удар открытой ладонью пришелся прямо в огненный шрам. Неожиданно, но в этот момент сверкнула вспышка и отшатнувшийся Кирк схватился за обожженную руку.

Смаргивая муть перед взором понял, что сижу у стены камеры. В голове пульсирует боль, по шее стекают щекочущие струйки. Так, Кирк меня сюда подтащил только что, невежливо бросив. Сейчас он с отвращением плюнул в меня, но вроде бы не попал. Да он боится! Зря — я бы пульнул в него огнем, как в риттмайстера Шлогара недавно, но и огня вроде нет, да и руку не поднять от прибившей меня к полу слабости.

Кирк, почувствовал отсутствие угрозы и подошел ближе,

нависая темной глыбой. Мне уже было все равно — перед взором плывет, под бровями пульсирует боль. Чувствуя, как снова теряю сознание, я опустил голову, но вновь получил удар наотмашь. Как ни странно, от обидной пощечины — уже по правой щеке, не по шраму, слегка пришел в себя, даже получилось сфокусировать взгляд.

Кирк, грубо схватив меня за волосы, заставил меня поднять глаза. Приблизив свое лицо вплотную, дохнув луком и чесноком, он зашептал на шведском. Я его не понимал, но по жестам и интонации, смысл угадывал — он говорил, что я сдохну здесь и сейчас, а найдут меня с голой задницей на ведьме, которой тоже недолго осталось.

— Мое имя Дуэйн Киркпатрик, запомни его! — вот это даже переводить не нужно и так понятно. — Хочешь что-нибудь сказать мне перед смертью?

Кивнув, невероятным усилием я поднял указательный палец и направив его на Кирка.

— Авада Кедавра, йопта, — прошептал я и добавил на выдохе: — П-пух!

Дернувшись, Кирк сдавленно булькнул и кулем свалился на пол. Надо же, сработало — вот какой я великий маг и волшебник. Ладно, вру конечно — за спиной Кирка стояла вейла, она и ударила его в затылок тяжелыми кандалами. Нагая, избитая и грязная, но даже так держалась вейла с высокомерной грацией — ни следа ауры умирающего лебедя, которая усыпила нашу бдительность совсем недавно.

Смотрит на меня пристально, зеленые глаза поблескивают в полумраке. Так, а не стоит ли мне теперь начинать волноваться?

— Я понимаю русский, — еще ярче сверкнула вейла зелеными глазами. — Удивительно, правда?

Глава 5

Из подвала темницы мы выбирались с большим трудом, то и дело поддерживая друг друга. Как преодолевал последние ступени, уже не помню. Когда немного пришел в себя и отдышался, вокруг уже бегали толпы озабоченных людей, металось эхо криков и команд. Меня хватило, чтобы еще оставаясь на ногах отдать указания — Кирка в камеру и подготовить к допросу, вейлу привести в порядок и подготовить к беседе.

После, уже на нормальных носилках, а не как вчера, бойцы в треуголках отнести меня в башню. Лечить вновь прибыла боярыня Арина в зеленом мундирном платье. Склонившись, вейла-целительница водила надо мной сияющими зеленью ладонями, проводя диагностику.

— Умеете удивлять, ваше высочество, — совсем негромко произнесла она.

— Это мне еще гитару в руки не давали, — ответил я машинально.

Слова мои вызвали неожиданный эффект — боярыня вздрогнула и воззрилась на меня с недоумением. Похоже для стало сюрпризом, что я в сознании. Неприязнь из ее взгляда, кстати, ушла. Но это понятно — негатив был к тому, его конченому высочеству, который пленницу чуть не порезал на глазах у всех. Но после того, как я сначала размазал резунов по стене, а потом появился из темницы с вейлой-принцессой в обнимку, боярыня явно пересмотрела ко мне отношение.

Чтобы привести меня в порядок, ей потребовалось несколько минут. Но по мере того, как становилось лучше, накатывалась и сонливость — глаза слипались, я мягко проваливался в

приятную пучину сна. Разумом понимал, что нельзя, слишком вокруг все сложно, тем более что где-то на периферии звучали громкие голоса, похоже прямо серьезные разборки. Но разум спасовал перед слабостью тела, и я отключился.

Очнулся ближе к вечеру, и вспомнив крики и шум, серьезно заволновался — теперь уже начиная осознанно понимать, что просто так подобный шум подле ложа моего высочества не случился бы. Приподнялся на локтях, осмотрелся. За окном по-прежнему моросит дождик, но облака подсвечены вечерним солнцем. Рядом дремлет на кресле Маргарет. Платье в этот раз темно-зеленое, с закрытым горлом, но на груди каплевидный вырез столь широк, что фантазии опять просто негде развернуться, все на виду.

Впрочем, взгляд на прелести дамы-воспитательницы не радовал. Интуиция подсказывала, на фоне памяти недавних разборок у порога, что ничего хорошего ждать не следует. Услышав, что я пошевелился, Марго встрепенулась, открыла глаза. Наши взгляды встретились, и… Да, выражение лица у нее такое, что мои догадки подтверждает.

Не говоря ни слова, Маргарет подала мне стоящий на тумбочке высокий стакан. В нем оказалась сине-зеленая кашица, по вкус похожая на смузи из сельдерея. Даже не хочется вспоминать, почему мне знаком вкус смузи из сельдерея. Но, довольно неожиданно, бодрости странная смесь придала не меньше чем походный энергетик из кофе с колой. Только кофе с колой — как удар молотом по печени, сердцу и прочим деталям организма, а эта зеленая кашица скорее всего даже полезна, тем более что вкус отвратный — не гарантия, но частый признак.

Отставив пустой стакан, я уже более свежим взглядом посмотрел на Маргарет. На язык просился вопрос о том, что случилось, но заговорил я сначала о другом.

— Ты уходишь или остаешься?

Мои слова заставили Маргарет вздрогнуть и побледнеть — она вновь выглядела так, словно призрака увидела.

— Берти, это ты? — вдруг едва слышно выдохнула девушка.

Может быть мое высочество и зовут Робертом или Альбертом, но даже так обращение «Берти» из ее уст точно не применимо. Да и я уже догадался, к кому именно она обращается.

— Ты думаешь, что…

Некоторые вещи лучше не произносить вслух. Договаривать я не стал, а покрутил указательными пальцами, показывая футбольный жест «замена». Маргарет поняла, кивнула мелко пару раз. Да, она действительно думает, что барон Альберт фон Вартенберг заменил в теле этом теле душу на свою.

Все так же молча я показал Маргарет сесть рядом. Наклонился, отводя огненно-рыжие локоны от небольшого аккуратного ушка, в котором блестит сережка большим зеленым — в цвет платью, драгоценным камнем. Если уж надо что-то сказать вслух, то лучше делать это так, чтобы никто не слышал. Я начал было собираться с мыслями, как уложиться покороче, а Марго вдруг обняла меня, прижавшись всей своей выдающейся — размера четвертого, упругой грудью. Но разбивая надежды девушки, я зашептал:

— Нет, я не Альберт фон Вартенберг, он сгорел…

Маргарет крупно вздрогнула, замерла, но отстраняться не стала.

— … Но я чувствую, что я и не прежний человек, а кто-то другой. Новый. Потому что старый «я» тоже сгорел, словно части души и воспоминаний не пропали, а исчезли как будто их и не было.

Марго осмыслила мои слова, потом задрожала крупно и не отстраняясь, всхлипнула. Около минуты я подождал, пока пройдут самые первые и громкие рыдания, потом снова спросил шепотом.