Боярышня Дуняша 2
Шрифт:
— Ой, — спохватилась девочка и помчалась в горницу, где ежедневно переодевалась в простое, чтобы работать и не беспокоиться о наряде.
Каждое утро она приходила в дом посадника царевишной, а после снимала дарёную княгиней шубку и накидывала на рубашку простенький сарафан. Вечером его тут стирали, а утром следующего дня она вновь надевала его. За эти дни сарафан выцвел от стирок, но разве эта мелочь может сравниться с чувством удовлетворения, которое Дуня испытала, завершив такую большую работу.
Переодевшись в достойное, она зашла к хозяйке дома, чтобы
— Ах, как же мне не терпится посмотреть, что у тебя там получилось, — раскрасневшаяся женщина, обмахивалась платочком и шумно отдувалась, попивая горячий напиток.
Дуня рассмеялась, глядя на взволнованную жену посадника: Прасковья уже давно изнывала от любопытства, но дала слово мужу, что не будет подсматривать, что получается у Дорониной. И теперь рвалась, чтобы приятно удивиться или… разочароваться.
Хозяйка дома приложила руку к груди, желая успокоить разошедшееся в беге сердце, но сейчас её мало что могло остановить. Возле неё собрались все женщины дома, и всей толпой они ворвались в пиршественный зал, заставив посторониться собравшихся там мужчин.
Вместе с посадником в зале находилось немало домашних и близких Алексею Васильевичу людей. Они нехотя отступили перед хозяйкой, и со снисходительными улыбками наблюдали за поведением женщин. Те искренне охали, ахали, подходили ближе к барельефу, чтобы разглядеть мелкие детали, отдалялись, желая охватить картину целиком.
— Это же наш Кремль! Вон Троицкий собор, а там Покрова Богородицы…
— Точно! А вот и наш дом! Смотрите, крыша видна…
— Да здесь многие дома…
— Дивно, до чего же дивно! Неужто ребёнок это всё сделал? Невозможно! Никак невозможно!
Женщины всё больше шумели, узнавая храмы и дома своих соседей, восхищались, выказывали недоверие.
Дуня подошла к посаднику и спросила его о том, помнит ли он об обещании, что умолчит о мастере, сделавшем ему эту красотень.
— Помню, боярышня Евдокия, и исполню, — с большим уважением произнёс Алексей Васильевич и склонил голову перед нею. — Я сам вижу теперь, что слава только смуту принесёт в твою жизнь.
Посадник даже поморщился, глядя на хорошо знакомых ему женщин. Все много лет жили в его доме, помогали Прасковье по хозяйству и казались разумными, а вот же, начали спор о том, не обманули ли их, когда запретили ходить и смотреть за работой московской боярышни. Вдруг тут работала целая артель приглашённых мастеров?
А Дуня, хоть и видела, что всем нравится её работа, всё же спросила:
— Доволен ли ты увиденным, Алексей Васильевич?
— Ещё как! Я теперь даже рад тем насмешкам, что были. Если бы не они, то не видать мне такой красоты.
— И я рада, что ты рад, — засмеялась Дуня. — Только должна предупредить тебя, что не знаю, как долго можно любоваться моей работой.
Посадник нахмурился.
— Если дом не топить, то может что-то осыпаться, но поправить не сложно. Те девушки, что помогали мне,
— Хм, здесь всегда кто-нибудь живёт, так что дом не промерзает. А за девок спасибо тебе. Они похвастались уже Прасковьюшке, что смогут её горницу украсить цветочным барельефом.
— Смогут, — утвердительно кивнула Дуня.
Неожиданно посадник присел на корточки, чтобы не возвышаться горой над ней, и спросил:
— Боярышня, подскажи мне, какой подарок хочется тебе привезти из Пскова?
— Не успела я погулять, разузнать, чем дышит город, — с сожалением ответила Дуня, — а так целью нашего приезда было посмотреть на семью Пучинковых и выгодно распродать изделия наших крестьян. Наверное, отец уже всё продал
— Я могу выступить сватом, — предложил Алексей Васильевич, — мне не откажут.
Дуня сообразила, что он уже всё разузнал и спросил её, думая услышать о каких-то личных, девичьих мечтах. Наверное, ожидал, что она грезит о красивом венце или шубе, платье, сапожках. Всё это дорогие вещи и послужат многим поколениям.
— Не надо сватом, Алексей Васильевич, — покачала головой она и тише добавила: — Не вижу я Машиного счастья в этой семье, уж прости.
Посадник понимающе кивнул и поднялся.
Уж ему ли не знать, что Пестинея у многих поперёк горла стоит из-за своего гонористого характера. Не любят её женщины. Сколько лет живёт в Пскове, а своею не стала. Всякий разговор норовит перевести на тему, что в Речи Посполитой иначе и надо бы как там поступать.
Дуня засобиралась домой. Прасковья немного задержала её, чтобы выразить свои эмоции, но Дуне уже хотелось на волю. Ей бы сейчас пробежаться по хрусткому снегу, скатиться с горки на санках или разогнаться на коньках, изображая конькобежцев. Отчего-то душа просила скорости. Афанасий снисходительно отнёсся к тому, что боярышня свернула к речке, но напомнил, что на ней сейчас дорогая шуба.
— Да я так… просто… — со вздохом ответила Дуняша и направилась к дому.
Боярыня Соломония велела никому не спрашивать девочку о том, как всё прошло, но на следующий день, когда она вернулась от посадника, то приказала устроить пир.
И пусть этот пир был только для домашних, но чествовали Дуню как взрослую и ради неё все сели за один стол, как делалось это только в двух случаях: на поминках или во время свадьбы.
Дуняша, как какая-то княжна, распоряжалась раздачей пирогов и вин, не забывая подзывать за угощением и самых маленьких. Она очень ответственно отнеслась к этой задаче и родня сопровождала каждое указующее движение её пальца шутками-прибаутками, и всем было весело. Да так весело, что спустя время, когда настали именины самой маленькой Посниковой, то она потребовала такого же праздника. Малышке не чествование было нужно, а сбор всей родни и весёлая атмосфера. И Посниковы даже не заметили, как для всех своих детей начали устраивать общий стол на именины, и эта традиция прижилась.