Боярышня Дуняша 2
Шрифт:
— А я так не считаю, и мне нравится то, что я делаю.
Смелое заявление было принято в штыки, но девушка лишь независимо пожала плечами и добавила только, что она поговорит с людьми и ей купят нужное количество краски.
Дуне ещё что-то снилось, но из-за того, что ей вновь и вновь хотелось заново прочувствовать тот момент уверенности в себе, она всё упустила. И когда открыла глаза, то прошептала:
— Как бы я хотела, чтобы это было правдой!..
Но никаких подсказок не появилось и оставалось только гадать, всамделишная ли была новая
Дуня давно уже не вспоминала свою прошлую жизнь, но не забывала о наставлениях, данных ей в этой. Так получилось, что сегодняшняя Дуня нравилась себе и принятые сердцем наставления стали основой её жизни.
Она полюбила в себе бесшабашность, удаль и способность к экспромту. Эти качества выдергивали её из будней, не позволяя углубить колею быта и привыкнуть к повседневности. Немного рисковые качества, но так Дуня чувствовала своё развитие, а люди, нуждающиеся именно в её помощи, готовые менять свою судьбу притягивались словно магнитом. И это было хорошо.
Но когда Дуня увидела босую Ксюшу, идущую по снегу с протянутой рукой, то вся удаль куда-то подевалась и чудить расхотелось. Лишь уверенность в том, что она сможет восстановить здоровье малышки, ободрило её, да и неожиданный сон подсказал, что не так уж она неправа, осознанно избрав для себя стезю озорной девчонки. Если, конечно, сон был действительно вещим.
Решив для себя, что не стоит поддаваться мрачному настроению и считать неподъемными тяготы жизни, она отправилась к вымытой Ксюше. Надо было растереть её грудь жиром, посидеть рядом, когда девочка будет дышать над горячим паром и проследить, чтобы малышка выпила до дна горький отвар.
К ним присоединился соскучившийся по сестре Ванюшка, а после и Маша пришла.
— Машунь, ты совсем на улицу не выходишь? — спросила у неё Дуня.
— Не-а, — ответил за неё брат. — Она сидит вместе с девчонками, что приходят поучиться у неё мастерству.
— Маш, так нельзя! Ты бледная. Это даже красиво, но как-то нездорово, — осторожно заметила Дуня.
— На обратном пути нам целыми днями на воздухе быть, — отмахнулась сестра.
— Так ты же в возке будешь сидеть, — упрекнула её Дуня. — Мы с Ванюшкой на солнышко любуемся, свежим воздухом дышим, по сторонам глазеем, а ты с мамой в той коробке целыми днями трясешься.
— Зато смотри, какую рубашку я для Пестинеи Ядвиговны вышила! Ещё много работы осталось, но уже видно, как красиво будет.
Маша развернула полотно и начала объяснять:
— Я вспомнила, как ты показывала интересную одноцветную вышивку с дырочками. Мне кажется, ей должно понравиться.
Дуня смотрела на вышивку ришелье, придерживая шаловливые ручки брата.
— Машунь, это прекрасно! Ты сама придумала рисунок?
— Да.
— Я бы пожадничала отдавать такую красоту Пучинковой. Ты бы лучше эту рубашку подарила княгине, а не этой…
— Дуня!
— Что Дуня? Маш, ты не можешь не понимать, что Пестинея эта не оценит твоих трудов.
Мария сложила полотно и со вздохом поднялась:
—
Ванюшка встрепенулся, подумав, что сестра говорит о нём, и важно закивал головой, подтверждая, что любит Машу. Девочки рассмеялись и зацеловали любимчика. Он же довольно хохотал, выкручиваясь из рук сестёр и вновь с удовольствием попадая в плен к ним, а после сумел вытащить Машеньку на прогулку.
Вновь собралась большая компания, но обошлось без приключений. Немного поиграли в снежки, строили крепость, понаблюдали, как местные ребята играют в клюшкование. А когда вернулись, то увидели озабоченную маму.
Она хмурила брови и с грустью смотрела на Машу, а при взгляде на Дуню как-то особенно тяжко вздыхала. Боярыня Соломония выглядела схоже, но при этом сердито встряхивала головой, словно отгоняя плохие мысли.
— Что случилось? Что-нибудь с отцом? — встревожилась Маша.
— Батюшка твой с самого утречка с человеком посадника закупает товар, который мы повезём домой, — тут же ответила Милослава.
— Тогда что? — нетерпеливо спросила Дуня.
Она всегда злилась, когда плохие новости растягивали, заставляя гадать и придумывать всякие ужасы. Может, у кого-то плохо с фантазией, а Дуня успевала надумать конец света и все детали апокалипсиса.
— Отец передал, что говорил с Харитоном Алексеевичем. Он предложил обручить Дуню с… — Милослава запнулась и с какой-то тоской посмотрела на Машу, а потом нахмурилась и небрежно закончила: —… с каким-то своим родственником.
— А что насчёт Маши? — выпалила Дуня, не вникая в новости о себе. Уж о ней родители точно сговариваться не будут: тут и её малый возраст, и князь обязательно поинтересуется, почему не нашли ей жениха из своих.
— Маша им не подходит! — сердито высказалась Милослава. — Слишком кротка нравом.
— Оп-па, — не нашлась что сказать Дуня, и тут у неё возникли некоторые подозрения на предложение о её обручении. — Вот оно как, — протянула она. — Неожиданно!
Дуняша резким движением отправила косичку за спину и, отбросив мысли на свой счёт, зацепилась за слова, что Маша для Пестимеи слишком кротка нравом. И это удивило не только её, но и маму, и Соломонию. По их общему мнению, только такая, как Маша, могла бы ужиться с Пестинеей, но той захотелось увидеть в будущей невестке такую же нравную, как она сама. А вообще-то женщины облегченно выдохнули, услышав отказ.
Соломония только собралась сказать, что бог миловал Машу, как девочка повалилась наземь.
— Машенька! — Милослава кинулась к дочери, но та была в беспамятстве. Однажды она уже падала без чувств и сильно напугала всех. Все надеялись, что это никогда больше не повторится.
— Похлопай её по щекам, — велела Соломония, и Милослава осторожно начала шлёпать ладонями по лицу дочери.
Дуня кинулась растирать Машины руки, потом перешла к стопам. Сестра дышала тихо, но ровно.
— Мам, а моё обручение?