Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова)
Шрифт:
Тайлер хотел, чтобы я печатал и делал копии. Неделю назад Тайлер шагами подсчитал размеры подвала в арендованном доме на Пэйпер-Стрит. Получилось шестьдесят пять длин подошвы вдоль и сорок — поперек. Тайлер напряженно думал. Потом спросил меня:
— Сколько будет шестью семь?
«Сорок два».
— А сорок два на три?
«Сто двадцать шесть».
Тайлер дал мне написанный от руки лист с заметками, сказал отпечатать его и сделать семьдесят две копии.
«Зачем так много?»
— Потому что, — ответил Тайлер. — Столько
Я спросил — «А как же их вещи?»
Тайлер ответил:
— Они принесут не более того, что указано в списке, — а это все должно поместиться под матрац.
Список, который мой босс обнаружил в копировальном автомате, счетчик которого все еще стоял на семидесяти двух копиях; в списке значилось:
«Наличие требуемых вещей не гарантирует допуска к подготовке, но ни одна кандидатура не будет рассмотрена, пока волонтер не прибудет со следующими предметами и суммой наличных денег ровно в пятьсот долларов, для оплаты личных похорон».
— Кремация тела несостоятельного гражданина стоит минимум триста долларов, — рассказал мне Тайлер. — И цена постоянно растет. Тело каждого, кто умрет, не имея хотя бы столько денег, направляется в анатомический кабинет.
Эти деньги всегда должны храниться в ботинке проходящего обучение, — тогда даже если его убьют, его смерть не будет висеть грузом на Проекте Разгром.
Помимо этого, волонтер должен был прибыть со следующими вещами:
Две черные рубашки.
Две пары черных брюк.
Глава 1?.
Мой босс приносит еще один листок бумаги к моему столу и кладет его у моего локтя. Я перестал надевать галстуки совсем. На моем боссе его васильковый галстук, — значит, сегодня четверг. Дверь офиса моего босса теперь постоянно закрыта, и мы не обменялись более чем парой слов с того дня, когда он нашел правила бойцовского клуба в копировальном автомате, а я, должно быть, удачно намекнул ему, что мог бы выпустить ему кишки при помощи винтовки. Я просто дурачился, как всегда.
Или же я мог бы позвонить в Бюро услуг при Отделе транспортировки. Есть крепление переднего сиденья, не проходившее проверки на столкновение перед запуском в производство.
Если знаешь где искать — повсюду в чуланах скелеты.
«Доброе утро», — говорю.
Он отвечает:
— Доброе утро.
У моего локтя лежит еще один важный секретный документ «только-для-моего-ведома».
Одна пара тяжелых черных ботинок.
Две пары черных носков и две пары гладкого нижнего белья.
Одна тяжелая кожаная куртка.
Плюс вещи, которые должны быть в рюкзаке волонтера.
Одно белое полотенце.
Один стандартный армейский матрац.
Одна белая пластиковая миска.
Я за своим столом, рядом стоит босс, — я беру оригинал списка и говорю ему, — «Спасибо». Мой босс возвращается в личный офис, а я берусь за работу, раскладываю пасьянс на своем компьютере.
После
Прихожу домой.
Иду на работу.
Прихожу домой, а возле нашего парадного крыльца стоит парень. Вытянулся у парадной двери, держит в бумажном пакете свою вторую черную рубашку и брюки, и у его ног на ступеньке сложены последние три вещи из списка: белое полотенце, стандартный армейский матрац и пластиковая миска. Мы с Тайлером разглядываем парня из окна над лестницей, и Тайлер говорит мне отослать парня.
— Он слишком молод, — заявляет Тайлер.
Парень у крыльца — это тот, с лицом мистера ангела, которое я пытался уничтожить той ночью, когда Тайлер изобрел проект Разгром. Даже пусть он с синяками под глазами и коротким светлым «ежиком», все равно видишь, что его красивое нахмуренное лицо без единой морщины или шрама. Одень его в платье и заставь улыбнуться — и он станет женщиной. Мистер ангел просто стоит лицом к парадной двери, пристально смотрит на потрескавшееся дерево, руки вдоль боков, на нем черные ботинки, черная рубашка, черные брюки.
— Избавься от него, — требует у меня Тайлер. — Он слишком молод.
Я спрашиваю — «Насколько молод значит слишком молод?» — Не важно, — говорит Тайлер. — Если волонтер молод, мы говорим, что он слишком молод. Если жирный — значит слишком жирный. Если старый — значит слишком старый.
— Худой — слишком худой. Белый — слишком белый. Черный — слишком черный.
«Так в буддистских храмах испытывали добровольцев, возвращавшихся после долгих лет скитаний», — объяснил Тайлер, — «Говоришь волонтеру убираться, и если его решимости хватит, чтобы прождать у входа в течение трех дней, — без еды, крыши над головой и развлечений, — тогда и только тогда он сможет войти и начать подготовку».
Так что я сказал мистеру ангелу, что он слишком молод, но ко времени ланча он все еще здесь. После ланча я выхожу и бью мистера ангела метлой, и ногой выбрасываю пакет с вещами парня на улицу. Сверху Тайлер наблюдает, как я размахиваю метлой над ухом у парня, — а тот стоит на месте, — потом как я пинаю его вещи в канаву и начинаю орать.
«Убирайся», — кричу я, — «Ты что, не слышал? Ты слишком молод». «Тебе это не под силу», — ору я, — «Возвращайся через пару лет и попробуй снова! Пошел! Убирайся с моего крыльца!» На следующий день парень все еще там, выходит Тайлер и говорит:
— Мне очень жаль, — Тайлер говорит, что ему жаль, что он известил парня о подготовке, но парень действительно слишком молод, и, пожалуйста, лучше ему просто уйти.
Хороший коп. Плохой коп.
Я снова ору на бедного парня. Потом, через шесть часов, выходит Тайлер и повторяет, что ему очень жаль, но — нет. Парень должен уйти. Тайлер говорит, что вызовет полицию, если парень не уйдет.
А парень остается.
И его вещи по-прежнему лежат в канаве. Ветер уносит порвавшийся бумажный пакет.