Бойцы анархии
Шрифт:
На улице стемнело. В поселке было тихо. По ходу вечеринки лишь дважды проезжали машины – и всякий раз мы обрывали разговор, замирали. А сейчас Азаргат окутало тотальное безмолвие. Было в этой тишине что-то чреватое, неприятно покусывающее. Мостясь на худой «перине», я вслушивался в эту всепоглощающую тишину и пытался разобраться, с чем связано беспокойство. «Мало выпил», – зевнуло второе «я».
Фонарь мы погасили, и я понятия не имел, где укладываются люди. Из угла уже доносился молодецкий храп – Парамон отбился первым. «Странно, – думал я, – а кто сегодня будет охранять наш покой? Часового не выставили…» Впрочем, поразмыслив, я отказался от этой идеи. Пользы от часового не будет. В безмолвной темноте, после ударной дозы спиртного –
– Ненавижу спать одна… – жаловалась Виола. Она возилась где-то справа – между мной и коротышкой.
– Если хочешь, иди ко мне, – предложил Степан. – Впрочем, нет, ну тебя на фиг. Боюсь я тебя. Двигай лучше к Парамону. Он в тебя безрассудно влюблен и страшно обрадуется.
– Сам иди к Парамону, – огрызнулась Виола.
– Ну, если хочешь, можем тебе кого-нибудь привести, – предложил коротышка и скабрезно захихикал. – А если честно, подруга, то даже не рассчитывай. Того, кто тебе нужен, выше по течению к берегу прибивает. Михаил Андреевич, конечно, может переступить через собственный труп… Ты спишь, Михаил Андреевич?
Я старательно помалкивал.
– Спит, – неуверенно сказал коротышка. – Хотя немного странно. Когда Михаил Андреевич спит, он храпит, как майский гром… Но не будем обращать внимания. Спи, Виола. Как там в песенке поется: сплю на новом месте, приснись жених невесте…
Я проснулся, когда подспудная тревога забралась в сознание и принялась там чего-то выделывать. Мурашки ползали по коже. Я нащупал в изголовье гладкую рукоятку «Кедра», присел. Спал Степан, издавая какое-то сложное носовое пение. Размеренно посапывал Парамон. Сквозь щели в досках, закрывающих окно, просачивался желтоватый лунный свет. Поблизости что-то зашуршало – медленно, словно зомби из могилы, вставало тело.
– Тоже не спится? – тихо спросил я.
– Тихо… – прошептала Виола. – Там кто-то есть…
Мурашки побежали интенсивнее, страх зашевелился под одеждами. У этой девицы тоже имелся встроенный будильник, реагирующий на безотчетную тревогу. Хотелось бы надеяться, что слово «там» означает «не в доме». Привстало упругое тело, сместилось к окну, забралось на доски, которую мы заранее там уложили, чтобы упростить доступ к окну. Виола припала к узкому оконцу, проковыряла щель в досках. Полоса света расширилась, подвал озарило желтоватое мерцание. Я подхватил автомат и на цыпочках отправился к окну.
– Только не шуми… – шипела Виола. – Куда ты прешься, любопытный?..
Мы стояли рядом, плечом к плечу, сомкнув головы – иначе ничего не разглядели бы в узком отверстии. Я чувствовал, как что-то пульсирует у нее в плече, ощущал хрипловатое дыхание, упругие волны страха, исходящие от девушки. Из убежища просматривалась часть поселковой дороги, поваленный забор на нашем участке, столбики, увенчанные коровьими черепами, дом напротив, забор – за год не нашлось желающих его взорвать…
В безоблачном небе зависла дрожащая, нереально рельефная луна. Полнолуние сегодня, отметилось машинально. Не самое, наверное, комфортное для душевного равновесия время… Призрачные тени колебались в мерцающем ночном пространстве. Что-то происходило в Азаргате, здесь кто-то был, он что-то делал…
Я всмотрелся – по забору на противоположной стороне разгуливали причудливые тени. Они смещались слева направо – смазанные пятна, меняющие конфигурацию. Но тени там возникнуть не могли, учитывая, что источник света на высоте 400 тысяч километров был перед нами, а не за нашими спинами. Значит, мы видели сами объекты, неторопливо идущие по дороге… Но я не мог составить представление о них. Плотная пелена стояла перед глазами, а еще этот предательский страх, от которого пот заливал глаза… Я тер их тыльной стороной ладони, щурился, всматривался. Условно можно было предположить, что по дороге
– Всадник, мать его… – прошептала Виола. Ее плечо дрожало, я чувствовал исходящее от него тепло.
– С головой? – пошутил я.
– Да хрен его знает… Непонятно… Что за чертовщина, Михаил?
– Не знаю… Чему ты удивляешься? Чертовщина в порядке вещей – главное, чтобы мы в нее не вляпались… Давай-ка помолчим, у этих существ неплохо развит слух.
Неужели начиналась та самая экспансия, которой я боялся? Ночные разведчики? Или ночные охотники, приходящие сюда каждую ночь (а в полнолуние сам черт велел)? Бродят по разрушенному Азаргату в поисках пропитания, а к рассвету благополучно исчезают? Не этим ли вызвано запустение в Азаргате – а отнюдь не происками банд? А люди, отмороженные и вооруженные, промышляют здесь лишь в светлое время суток… Не по себе мне становилось от подобных мыслей. Стоило им нас заметить или услышать, и можно только догадываться, что произойдет… Если мы живем в эпоху Великого Эксперимента, то те, кто его затеял, явно допустили просчет, проигнорировав столь милый пустячок, как нечисть. Если раньше ее как-то сдерживали, работали службы, направленные на обуздание порождений геомагнитных зон, нежелательных тварей, проникающих через точки пересечения миров, то сейчас этим некому заниматься. Темные силы подбираются к населенным территориям, начинают их осваивать, проникают туда, где еще вчера их духу не было…
Мы онемели от ужаса, не могли пошевелиться. Эта штука не имела отношения к мужеству и самообладанию. Это было то, что во много раз приумножало затаенные страхи, брало контроль над мозгом и инстинктами, парализовало, делало беспомощными. Мы могли лишь констатировать. Определенная материальная природа у данного феномена, однако, чувствовалась – он издавал негромкие звуки. Проехал всадник – или что это было… и снова на дороге шевелились тени химеры, похожие на восставших из ада мертвецов. У них имелись руки, ноги, они передвигались так, как передвигались бы люди с нарушенным вестибулярным аппаратом.
– Зомби… в натуре зомби… – урчала Виола. – Вурдалаки, упыри, гордость местного кладбища…
Насчет мертвецов, восставших из могил, – это было, пожалуй, чересчур. Хотя… Сердце покатилось в пятки, я чуть не крякнул от страха (ей-богу бы крякнул, не встань комок поперек горла!) – когда раздался скрип у нас под носом, и нечеткий силуэт перекрыл картину. Организм заледенел от страха. Виола перестала дышать. Кто-то остановился напротив нашего оконца. Возможно, почувствовал посторонний дух (здесь русский дух, здесь Русью пахнет…) или различил шепот… Две ноги перед носом подрагивали, расползались, как пластилиновые, и уже полностью загородили обзор. «Сгинь, нечистая, сгинь», – мысленно просил я. Посыл, как видно, дошел до адресата. Существо предпочло не выяснять, что ему померещилось, и неторопливо двинулось дальше, поскрипывая крошевом. И почему оно не слышало, как колотятся наши сердца?
Я сполз с импровизированного помоста. Ничто не упало, орки не сбежались. Так и умом недолго тронуться. Если хочет, пусть сама наслаждается зрелищем… Меня колотило, я не мог успокоиться. Свернулся кренделем на своей подстилке, засунул автомат между ног – пусть не лучшее лекарство от страха, но хоть какое-то. Через минуту кто-то завозился рядом, шуршали тряпки – Виола меняла место «прописки». Кто бы возражал. Тепло человеческого тела в данную минуту было лучшим из того, на что можно надеяться.