Бойцы тихого фронта
Шрифт:
Осенью 1925 года реакция перешла в наступление не только в Болгарии, но и во всех балканских странах, где у власти находились монархо-фашистские режимы: не только коммунистические партии, но и все левые течения, прогрессивные деятели, честные работники культуры, ученые и общественные деятели стали жертвой полицейского террора и физически уничтожались. На судебных процессах, где попирались элементарные нормы закона, выносились сотни смертных приговоров и тысячи людей гибли без суда от рук карателей и, казалось, ничто не могло остановить эту кровавую вакханалию.
Передовые люди Европы по призыву политэмигрантов из балканских стран вновь поднялись на защиту жертв реакции. Во главе прогрессивной интеллигенции и общественных деятелей встал видный французский писатель-гуманист Анри Барбюс. К нему обратился Георгий Димитров с предложением лично ознакомиться с результатами исследования
Переброска политэмигрантов через югославско-австрийскую границу началась в апреле 1925 года, когда Заграничное бюро решило, что их пребывание в Югославии уже лишено смысла, так как им грозит опасность стать жертвой террора, репрессий и физического уничтожения со стороны полиции. Отлив в мировом революционном движении непосредственно затронул и нашу партию, это требовало перегруппировки сил и стратегического пересмотра задач.
По плану, разработанному Георгием Димитровым и руководством политэмиграции, в первую очередь следовало вывезти больных и пожилых политэмигрантов: МОПР обеспечил им в Москве все условия для отдыха и лечения. После этого предстояло отправить в Советский Союз деятелей и комсомольских активистов для обучения в партийных школах, академиях и институтах, для подготовки к будущей революционной деятельности на родине. Разумеется, в Советский Союз надо было переправить и всех видных деятелей партии, чье пребывание в Югославии или в другой капиталистической стране было сопряжено с риском для жизни. Остальную часть эмигрантов разделили на две группы: в первую группу входили те, которые получили амнистию фашистского правительства (вследствие протестов европейской общественности), а во вторую — неамнистированные. Неамнистированные должны были разъехаться по разным странам и поступить в распоряжение Заграничного бюро, а остальным было приказано вернуться на родину, чтобы включиться в нелегальную работу партии. Подобные меры предприняло в отношении своей эмиграции и левое крыло БЗНС, находившееся в Белграде.
Переброска людей проводилась, разумеется, по нелегальным каналам. На югославской территории ею руководили Асен Греков и Иван Крекманов, но в непосредственной работе участвовали многие партийные активисты, а также болгарские студенты-коммунисты, учившиеся в вузах Граца и Вены. Считаю долгом отметить, что в те годы студенты — коммунисты и антифашисты, — обучавшиеся в европейских капиталистических странах, активнейшим образом помогали работе Заграничного бюро, особенно в период Сентябрьского восстания, когда антифашистская борьба начала принимать особо острые формы. Сплоченные партийные группы студентов существовали в Вене, Граце, Праге, Братиславе, Брно, Берлине, Мюнхене, Дрездене, Лейпциге, Париже, Монпелье, Нанси, Гренобле. Наряду с политическими задачами общего характера студенческие партийные группы выполняли и ряд строго секретных поручений, охраняли партийных курьеров, сопровождали партийных активистов и пр. Когда потребовались люди для осуществления переброски болгарских политэмигрантов из Югославии, студенческие организации немедленно включались в операцию.
В помощь Грекову и Крекманову эмигрантское руководство выделило политэмигрантов Стефана Боюклиева — активного деятеля партийной организации города Ихтимана, участника Сентябрьского восстания, Георгия Башикарова — бойца из партизанского отряда Кискинова-Ципоркова, Кирилла Митева — одного из руководителей Сентябрьского восстания в Ломе, Александра Василева — активиста Карловско-Калоферской партийной организации и председателя Сопотской коммуны. В целях конспирации Башикаров и Василев открыли
Прежде всего руководство политэмиграции постаралось изыскать легальные или полулегальные пути для переброски болгарских коммунистов из Югославии. В первое время это ему удавалось. Но вскоре полиция пронюхала, что дело нечисто, и пришлось полностью переключиться на нелегальные каналы.
Главным каналом для переброски политэмигрантов являлся, как я уже отметил, существовавший и ранее канал Югославской коммунистической партии, который брал начало в Загребе, проходил через Марибор и пересекал границу в направлении Граца или Вены. Обычно эмигранты группами по пять-шесть человек приходили на определенный адрес в Загребе или Мариборе, после чего в сопровождении курьера партии (болгарина, югослава или австрийца) тайно перебирались через границу. Югославская компартия располагала проводниками, которые оказывали неоценимую помощь.
Позже, когда число людей значительно увеличилось и старый канал оказался «тесным», были созданы еще два параллельных канала: они начинались в Любляне и проходили через границу в районе австрийского города Клагенфурт.
В те годы переход югославско-австрийской границы не представлял особых затруднений. Полиция отказывалась выдавать болгарским политэмигрантам заграничные паспорта, но в то же время закрывала глаза на их «исчезновение» из страны. Это было для нее весьма кстати — свои коммунисты доставляли ей достаточно хлопот. Граница охранялась слабо, только изредка патрули делали обход. Со стороны Австрии почти не существовало пограничной охраны, за исключением центральных контрольно-пропускных пунктов. Австрийские власти почти не интересовались тем, кто вступает на территорию их страны. Если же полицейские власти кого-нибудь задерживали без документов, то никакого следствия, а тем более процесса не устраивали. Незваного иностранца усаживали в поезд, идущий к границе, а там указывали ближайший пункт, где он может перейти границу и очутиться в Югославии, Чехословакии, Венгрии, Швейцарии, Германии или Франции — согласно его желанию… Режим в Австрии был самый сносный по сравнению с остальными странами Европы. По этой причине Георгий Димитров избрал это место для пребывания Заграничного бюро БКП, а позже Балканского революционного центра и Западно-европейского бюро Коминтерна.
Но попустительство властей к деятельности различных революционных иностранных организаций и отдельных лиц продолжалось очень недолго: до подавления героического восстания венских трудящихся в июле 1927 года. Именно это восстание показало, что австрийская буржуазия не собирается поступиться ни на йоту своими классовыми интересами.
Аппарат, осуществлявший под моим руководством отправку переброшенных из Югославии политэмигрантов по назначению, состоял из двадцати болгарских коммунистов и антифашистов, которые в то время обучались в университетах Вены и Граца или же пребывали временно в Австрии как политэмигранты. Все работали самоотверженно, пока не вывезли последнего человека.
Обычно мы приступали к выполнению своей задачи после того как политэмигранты, выделенные для отправки в Советский Союз, переходили границу и прибывали на наши явки в Австрии. Явками служили дома австрийских коммунистов или прогрессивных болгар, поселившихся в этой стране. Стоило эмигрантам попасть на австрийскую территорию, как они сравнительно легко добирались до явок в Вене, где их ждал я или кто-нибудь из моих сотрудников.
Во многих случаях обстоятельства требовали начать операцию по переброске людей из эмигрантских лагерей еще на территории Югославии; с этой целью я посылал туда студентов-коммунистов из Вены или Граца, снабжая их надежными паспортами. Иногда приходилось ездить к самому. Поздней осенью 1925 года я дважды побывал в Югославии — один раз в Белграде, где я встретился о Иваном Петровым, тамошним представителем нашей эмиграции, а второй раз — в Суботице.
Венские явки были весьма характерны. Мы ориентировались не на квартиры, нанятые нашими товарищами под фальшивыми именами, и не на укромные уголки венских парков или окрестностей города. Явками служили различные венские кафе.
Венские кафе совсем не отвечают представлениям болгарина о подобного рода заведениях. В те годы в венских кафе можно было провести в чудесной, уютной обстановке многие часы — зайти туда утром и выйти вечером. Студенты могли там спокойно готовиться к экзаменам, домашние хозяйки — заниматься вязаньем, пенсионеры — перелистывать одну за другой по двадцать газет (некоторые из них выходили два раза в день). Обстановка в кафе была очень приятной, в них царила необыкновенная чистота и никем не нарушаемая тишина.