Бойцы тихого фронта
Шрифт:
Китайская революция причалила к надежному берегу только благодаря боевому братству с Советским Союзом.
3. В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ. ТРАНССИБИРСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
Транссибирская железная дорога, пересекающая Советский Союз от Москвы до Владивостока на Тихом океане, с давних пор занимала мое воображение. Благодаря гигантской протяженности примерно в десять тысяч километров и тому, что она пересекает труднопроходимые и малонаселенные районы — горы, огромные сибирские равнины, тайгу, — Транссибирская железная дорога представляет собой одно из замечательных творений русского инженерного гения. И вот случай предоставлял мне возможность проехать на ней из конца в конец.
Конец января 1926 года.
На восток выехало несколько человек из группы, которая ехала по заданию Четвертого управления. В Китае нас должны были включить
Отправились мы из Москвы в снежную зимнюю ночь. На вокзале нас никто не провожал, хотя на сей раз мы ехали официально с паспортами, где значились наши подлинные имена: Берзин считал, что не следует поднимать лишнюю шумиху. Логично было предположить, что западные центры разведки весьма активно интересуются не только составом, но и числом советских военно-политических советников, вызванных для оказания помощи Сунь Ятсену.
Вещи мы собирали и упаковывали с величайшей осторожностью: поклажа не должна быть объемистой (в Китае нам следовало обладать способностью к быстрому передвижению), но нам хотелось взять необходимые вещи, одежду, фотоаппарат, кое-какие книги.
Галина ревниво следила за тем, чтобы в чемоданы не попала ни одна ненужная вещь, но в них нашлось место для ее любимых книг. Сумеет ли эта женщина с нежной, чувствительной душой, поклонница театра, музыки и литературы, справиться с суровыми требованиями воинского долга?
Впрочем, пора вкратце познакомить читателя с Галиной, моей женой, которая со дня отъезда в Китай стала и товарищем по работе. Ей предстояло вынести на своих хрупких плечах тяжелую ответственную миссию военного разведчика. Она ехала на Дальний Восток шифровальщицей, а впоследствии в Европе по совместительству исполняла обязанности шифровальщицы и радистки.
Я познакомился с нею за три года до этого. Разумеется, это произошло случайно, большинство наших счастливых встреч в жизни — дело случая. Все благоприятствовало этому: и моя молодость, и начало весны в Серебряном Бору под Москвой, куда меня послали на двухнедельный отдых, и чудесная обстановка и уют дач — недавней собственности крупных сановников, где теперь отдыхали старые большевики и рабочие московских заводов.
Познакомился я с ней на праздничном вечере у одной старой большевички, Нины Петровны, которая с неистощимым интересом слушала мои рассказы о Болгарии. Нас представили друг другу, я очутился в дружеской компании, окруженный вниманием и доброжелательностью.
Галина Лебедева (так она назвала себя) сидела рядом со своей приятельницей. Когда я начал рассказывать о Болгарии, она безмолвно слушала, пристально глядя на меня большими карими глазами. Ни о чем не спросила, не сделала ни одного замечания, ничем не обнаружила своего присутствия. Голову ее оттягивали тяжелые длинные косы.
Когда в следующую субботу наша компания снова собралась у пылающего камина, я понял, что никто другой из присутствующих меня не интересует: Галине Лебедевой адресовались и мои слова, и взгляды и трепет моего существа. То ли она умела слушать, то ли любовь делала меня красноречивым, не знаю, но те вечера в Подмосковье остались одним из самых прекрасных периодов моей жизни. Я думал тогда, что ничего мне больше не нужно для настоящего счастья, что карие глаза Галины, ее тонкое лицо, тяжелые русые косы могут заменить мне весь мир. Она хорошо пела — ее мягкий альт наполнял ночь красотой и поэзией… Чудесные вечера в Подмосковье подарили мне законную долю простого и великого человеческого счастья, называемого любовью…
И вот теперь, спустя три года после нашей встречи в Подмосковье, Галина Лебедева ехала со мной в Китай. Как же так получилось, что она — дочь царского генерала, скончавшегося за несколько лет до революции, воспитанница знаменитого петербургского Института благородных девиц, поклонница изящных искусств, дала согласие включиться в рискованную и опасную работу военного разведчика? Она была членом партии, а до революции сочувствовала революционному движению. Но тогда мне казалось — да и теперь кажется, — что главной причиной был я: что она готова была поехать в любое место и взять на себя любое задание, лишь бы быть вместе со мной; что она готова отказаться от своего призвания — сцены, от развития своего музыкального дарования,
Вместо того чтобы уснуть после перегруженного важными делами и тысячами мелочей дня, Галина уселась у небольшого столика, зажгла настольную лампу и принялась за чтение.
Я не подал вида, что проснулся. Какая-то новая, особенная атмосфера воцарилась в купе поезда, и мне показалось, что все рассеется, как сон, если я промолвлю хоть слово. Углубившись в книгу, слегка наклонив голову к плечу, Галина сидела в спокойной позе как будто у себя дома, на Цветном бульваре (она так хорошо умеет повсюду создавать уют). Много ночей, проснувшись, я наблюдал, как она, склонившись над книгой, погружалась в волшебный мир искусства и по-настоящему жила в нем. Но чем вызвана замеченная мной перемена? Да, с ней произошла перемена. Я улыбался, но мне было грустно: Галина сейчас выглядела по-иному, чем дня два тому назад, когда она вернулась из парикмахерской, после того как отрезала свои чудесные русые косы. Этого требовала новая работа, особые условия в Китае. В первое мгновение я изумился. «Галя, что ты наделала!» — вскрикнул я. Мне показалось, что она посягнула на нечто бесконечно дорогое, которое я считал своей собственностью. «Разве такая я тебе не нравлюсь?» — она закружилась, встряхнула копной остриженных по европейской моде волос. «Если ты хоть что-нибудь смыслишь в моде, как полагается каждому современному мужчине, ты должен поздравить меня!» И рассмеялась. Но смех ее звучал невесело, хотя она старалась внушить и мне, и себе самой, что, по существу, ничего особенного не произошло… Мне казалось, она сама сознавала, что во всем этом была какая-то символика. Что, вместе с отрезанными косами, канули в прошлое детство, молодость, безмятежные годы на родине, что с этого дня перед ней простираются далекие, неведомые, рискованные пути военного разведчика. Что впредь каждый ее шаг, каждая мысль и жест будут подчиняться суровым военным требованиям; что у нее не будет постоянного угла, который можно назвать своим домом; что, ложась спать, она не будет знать, удастся ли ей спокойно провести ночь, не будет уверена, что человеку, с которым она соединила свою жизнь, не придется уехать куда-нибудь по требованию сурового долга; не будет знать, увидится ли она с ним когда-нибудь.
Галина оторвалась от книги и стала смотреть в окно вагона. Железные колеса мерно постукивали, поезд летел через снежную пустыню все дальше и дальше на восток. О чем она думала? Может, в этот тихий полуночный час в душу ее закралось сомнение? Все может быть. Разве и я не сомневался столько раз в своих силах и в силах других людей, зависевших от меня, разве не боялся, что у меня не хватит сил до конца честно выполнить свой долг?..
С тех пор прошло много лет, и теперь можно сказать, что зря я тогда боялся за Галину. Она шла по тяжелым дорогам, по которым ее вел воинский долг, уверенной поступью. Она была моим верным шифровальщиком и радистом, незаменимым советчиком, надежным другом.
Транссибирская железная дорога пересекает границы двух континентов. Мы доехали до Читы, а дальше поезд понес нас по маршруту Харбин — Пекин — Шанхай — Кантон знаменитой КВЖД. Мы ехали более девяти суток. Поезд останавливался только на крупных станциях, чтобы пополнить запасы воды и топлива и дать пассажирам возможность размяться на перроне и перекусить в станционных буфетах.
Хотя белогвардейские банды и армии интервентов были изгнаны с советской земли, следы их варварского нашествия встречались на всем протяжении магистрали. Ведь первой заботой интервентов являлся захват Транссибирской железной дороги — это был единственный путь, который вел в европейскую часть России. По Транссибирской магистрали им пришлось отступать. При отступлении они разрушали все, что могли, что успевали разрушить, — станционные постройки и ремонтные мастерские, мосты, виадуки, само полотно железной дороги. Многое они не успели уничтожить: партизанские обходные рейды Блюхера и неожиданные атаки соединений Красной Армии сеяли среди интервентов страшную панику; под конец они думали только об одном: как спасти свою шкуру…