Бойцы тихого фронта
Шрифт:
Мы сожгли письмо и распрощались.
— Встретимся после обеда, в три часа, на складе, — уточнил Гриша и тотчас же покинул помещение конторы. Выйдя на улицу, он помахал рукой свободному рикше и исчез.
Итак, Кантонская коммуна была разгромлена, расстреляна из орудий английских крейсеров. Но борьба продолжалась…
После обеда я вышел задолго до условленной встречи, чтобы попасть на место ровно в три. Мне понадобилось пересечь большую часть гигантского человеческого улья, простиравшегося на много километров, — весь английский сеттльмент, а потом и японский, — а это означало, что я должен был несколько раз менять рикшу, потому что каждый сеттльмент фактически являлся государством в государстве, с собственной юрисдикцией, собственной полицией и войсками, с территорией, со всех сторон
В помещении склада, расположенного во французском сеттльменте, кроме Гриши и Мирко, я застал еще одного человека — китайца, хорошо знакомого товарища.
Мы молча пожали друг другу руки, после чего Мирко ловко начал вскрывать ящики. Крепкие деревянные ящики были окованы металлическими шинами, со всех сторон оклеены этикетками, свидетельствовавшими о том, что они прибыли из Берлина.
Мирко вскрыл четыре, а может, пять ящиков. Их содержимое никого не удивило: запасные части к машинам и электроаппаратура, перечисленная в приложенных накладных. Их тщательно упаковали и переложили ватой, чтобы предохранить от ударов. Гриша снял первый и второй ряды запасных частей — все оказалось так, как мы ожидали. Он повернулся к Мирко.
— Благодарю тебя, друг, — сказал он ему.
Мирко дал знак, что он все понял, и покинул склад, закрыв за собой дверь на специальный замок. Он знал свое место, не проявлял излишнего любопытства, делал то, что от него требовалось; он понимал, что мы кое о чем умалчиваем от него и Людвига. Он знал, что каждый должен знать только то, что положено, и в такой степени, в какой это необходимо для нормальной работы, и ни одного слова, факта, имени или адреса больше.
Как читатель уже догадывается, нижняя половина ящиков, специально сделанных для этой цели, была заполнена оружием. На сей раз оружия оказалось больше, чем обычно. Правда, оно было не новое, но вполне пригодное, смазанное и с запасом боеприпасов к нему. Гриша лично подбирал его на военных складах в Хабаровске и Владивостоке. Это было трофейное оружие (английское, французское, чехословацкое), доставшееся от взятых в плен контрреволюционных банд Колчака и барона Унгерна, от изгнанных наемных армий интервентов. Оружие шло оттуда, а остальные «мирные» грузы прибывали из Берлина или Вены, Праги или Белграда, в зависимости от случая. Но прибывали они всегда после переупаковки в Хабаровске или Владивостоке. С этой целью Гриша или я время от времени «наезжали» в Европу, чтобы на месте оформить очередной заказ или же сбыть там экзотичные китайские товары (наша фирма занималась и экспортом) — фарфоровые вазы, статуэтки и сервизы, изделия из слоновой кости, произведения искусных китайских резчиков по дереву, гобелены, изящные бамбуковые зонтики, веера, всевозможные изделия народных умельцев.
Эти путешествия в Европу и обратно «транзитом» через Советский Союз имели целью не только доставку оружия в Китай. Проехав по Транссибирской магистрали и пробыв в Москве столько времени, сколько нужно, чтобы получить новые инструкции и задания, мы продолжали свой путь на Запад — в Вену, Берлин или Прагу, по нашим торговым делам. И уже с товарами для продажи, которые иногда следовали с нами в багажном вагоне или же малой скоростью в товарных поездах, мы ехали в Китай транзитом через Советский Союз.
Читатель может задать себе вопрос: а если таможенные власти все же случайно обнаружили бы, что представлял собой наш груз — что тогда? Не было ли это слишком опасным для нашей группы разведчиков? Нет, в то время в Китае это не было опасно. Самой большой карой за незаконный ввоз оружия без пошлины мог быть штраф, только и всего. В сущности, самым трудным делом являлась сама передача оружия китайским товарищам, поддерживание конспиративных связей с ними.
Мы договорились с китайскими товарищами, как будем передавать оружие. Коммунистическая партия Китая не располагала денежными средствами, чтобы вооружаться путем обычной закупки оружия, хотя в Шанхае, Пекине, Нанкине и Кантоне оружие продавалось свободно. За ее спиной не стояли финансовые магнаты империалистических государств, она
Поездка с Ченом прошла спокойно. В Тайюань мы приехали даже на день раньше, и я мог обойти окрестности города, славившиеся чудесной охотой на фазанов. В рощах около города я встречал и других охотников — европейцев, мы учтиво раскланивались. Каждого из нас сопровождал китаец, его обязанностью было искать подстреленную дичь и, разумеется, таскать охотничьи трофеи. Таким образом Чен получал довольно убедительное оправдание поездки со мной в этот город.
Мы вернулись к вечеру, довольные удачной охотой: нам удалось подстрелить с полдюжины жирных фазанов. В гостинице, где остановились и другие охотники-европейцы, в ту ночь допоздна шел пир. Я вел себя так, как и остальные охотники, приехавшие развлечься. А в это время Чен устанавливал необходимые связи.
На следующий день я уклонился от приглашения компании охотников, пожелал всем «приятного времяпровождения» и ушел, сославшись на легкое недомогание. Когда на Тайюань спустился мрак, Чен повел меня через густонаселенные рабочие кварталы, где без провожатого иностранец наверняка бы заблудился.
В небольшой комнате бедного рабочего домишки, куда Чен меня привел, я застал десятерых мужчин, они сидели за столом, озаренные светом бумажного фонаря. Их лица были серьезные, сосредоточенные, одежда крайне бедная. От очага струилось тепло.
На небольшой полочке в нише был устроен семейный алтарь. Большая часть народа этой страны исповедовала религию, отличавшуюся от европейской. Широкое распространение в Китае получило конфуцианство (в сущности, это не религия, а этическая философская система поведения), таоизм (самая древняя религия китайцев, которая приближается к нашим понятиям о вере, так как основывается на почитании бога Тао), буддизм, самой же распространенной религией был культ предков. Сторонники этого культа хранили прах своих предков в семейном алтаре. Дом, куда мы пришли, очевидно, принадлежал последователям этого культа. Коль речь зашла о религии, хотелось бы между прочим упомянуть и о новой религии, получившей широкое распространение (правда, насажденной насильственным путем) в пределах нынешнего Китая, — о культе Мао. Цитаты из его сочинений, превращенные в священные догмы, его портреты, значки с его изображениями, торжественные оды, кантаты и восхваления захлестнули всю страну, как воды Янцзы весной, засорили душу этого народа пустословием и псевдоистинами, вытеснив единственную великую религию пролетариата — веру в социальную справедливость, равноправие, мир и счастье трудящихся на земле…
Чен подождал, пока мужчины — их было ровно десять человек — рассядутся, и представил меня им на китайском языке, отдельные слова и фразы которого я уже начал понимать и даже произносить. Все повернулись к нему и слушали его внимательно. Они были предупреждены о том, кто посетит их этой ночью, но когда Чен сообщил им, что «прибыл советский товарищ», их лица заметно оживились. Некоторые украдкой рассматривали мою одежду, лицо, они, казалось, старались проникнуть в мои мысли.
В ответ на слова Чена, которые он произнес, повернувшись вполоборота ко мне, один из сидящих в комнате встал, сказал несколько фраз и вежливо поклонился мне.
— Боевая десятка товарища Лиена, — перевел мне на русский язык Чей, — выражает свои самые лучшие чувства русскому товарищу и свою преданность.
Я вежливо поклонился всем. Ритуал взаимного уважения обязателен для любых классов и сословий в этой стране. После этого Чен снова обратился ко мне:
— Товарищ Ван, они ждут вашего выступления.
Я подготовился к этому. Я уже присутствовал на подобных собраниях в центральных и восточных провинциях Китая, в рабочих центрах, составляющих целую сеть боевых организаций. Повсюду они проходили по одному и тому же регламенту, и у меня создалось такое ощущение, будто я присутствую в одном и том же коллективе. Да и люди казались похожими: и по скромной одежде, и по поведению, и по кроткому молчанию, и по выражению лиц и глаз.