Бойня

Панасенко Дмитрий Сергеевич

— Ма-ам, а можно, я помоюсь? Шкура что-то чешется, сил нет. — Промычал Пиклс, утирая лицо от катящего градом пота.

— Я тебе дам, шкура. — Замахнулась на подростка тряпкой женщина. — Помоется он. С канистры слей да оботрись, если совсем невмоготу. Сам ведь знаешь, как вышку разбомбили, так воды нет. Вчера ещё была, а сегодня ни капли из трубы не вытекло… — Неожиданно повернувшись к путешественницам, кухарка окинула девушек оценивающим взглядом и недовольно покачала головой. — Еды вам соберу, — буркнула она недовольно. — А то знаю вас, вечно в своих походах дрянь всякую жуете, а потом животами маетесь.

****

Сан Джа отложил карандаш и нежно провел по выцветшим страницам потрёпанной тетради пальцем. По большому счету, караванщику не нужны были ни гроссбухи, ни журналы перечня товаров. Всё, что необходимо, он всегда предпочитал держать в голове. Остальное хранилось в файлах старенького планшета. Но приобретенная ещё в молодости привычка делать

записи осталась. Снова пригладив тонкий, казалось бы, готовый рассыпаться при неосторожном прикосновении бумажный лист, торговец вздохнул. Иногда ему казалось, что эти исписанные мелким почерком блокноты — всё, что останется от него, когда он умрет. Впрочем, сейчас у него имелись на это достаточно веские основания. Этот сезон выдался откровенно неудачным. Сначала ему не удалось продать консервы в Паташьи, приехавший на ярмарку на день раньше него толстяк Брузо Хабба устроился прямо напротив его шатра и упорно сбивал цену до тех пор, пока продавать с таким трудом добытые у контрабандистов Сити консервированные овощи не стало никакого смысла. Потом караван наткнулся на разъезд Песчаных крыс. Если бы это были охотники объединившихся мелких кланов, можно было бы договориться. Но караванщику посчастливилось наткнуться на изгоев. Банду чудом выживших в степи порченных — мутантов, готовых перегрызть горло любому просто для того, чтобы посмотреть, как льется кровь. Рейдеры устроили засаду прямо у единственного на всю округу колодца. Знай Сан Джа об этом заранее, он бы урезал пайки. Приказал бы фильтровать мочу. Загнал бы водителей до полусмерти, угробил бы двигатели машин, но обошёл бы источник девятой стороной. К сожалению, он не знал. Всезнание — прерогатива Распятого, а не усталого, глупого старика, ведущего через пустыню несколько готовых развалиться в любую минуту грузовиков. К тому же он… пожадничал. Не нанял лоцмана. А из охраны настоящей разведки, как ни старайся не получится. Стычка вышла жаркой. Крысы, неслыханное дело, раздобыли где-то настоящий ручной гранатомет, и из вошедших в оазис трех грузовиков вышел только один. Ему было жаль доставшегося рейдерам товара, но еще более жаль было людей. Как он будет смотреть в глаза их женам и детям? Что скажет? Как сможет объяснить, что бросил раненых и умирающих?

Недовольно цокнув языком, торговец устало прикрыл глаза. Сейчас, когда он из-за налета банды застрял здесь, в Бойне, на ярмарках вольных городов можно смело ставить крест. Вырученного серебра с трудом хватит на то, чтобы покрыть затраты и рассчитаться с долгами. Если вскрыть заложенную в днище фургона на черный день кубышку, то возможно, он сможет заплатить охране и семьям погибших. Немного меньше, чем обычно, но достаточно, чтобы не возникло обид. А вот купить новый товар до конца сезона… Тяжело вздохнув, торговец, аккуратно отложив в сторону карандаш, осторожно закрыл тетрадь, отодвинув ее на дальний конец стола, сложил руки на худом животе. Оставалось только одно. Нарушить обещание. Условия Финка были простыми. Не светить товар в Бойне. Но у торговца просто не было другого выхода. В конце концов, если речь идет о выживании, о старых договоренностях не может быть и речи. Если он разорится, то перед ним и его семьей встанет только один вопрос. Сколько он пройдет по пустоши без охраны, покуда не попадет под ножи крыс-каннибалов?

Сан Джа с улыбкой огладил письменный столик пальцами. Предложение человека без лица было щедрым. Очень щедрым. Полкило серебра за карабин. Три килограмма за каждую единицу крупного калибра. Сотня монет за обычные боеприпасы и триста пятьдесят — за каждый винтовочный патрон крупнее двенадцати миллиметров… Он готов был брать все. Человек без лица. Сан Джа решил назвать его именно так. Брокер. Король нищих. Как он узнал, что скромный, не слишком удачный караванщик имеет нужный товар? Кто он такой? Распятый сохрани, Сан Джа занимался торговлей почти пятьдесят лет с тех пор, как его уже достаточно взрослого выгнали с женской половины. Он, способный взвесить измерить и просчитать любого с полувзгляда даже не смог понять, с кем имеет дело. От закутанной в тяжелый плащ фигуры пахло кровью и смертью, пропущенный через голосовые фильтры голос незнакомца принадлежал скорее машине, чем человеку, но предложение хоть и воняло хуже, чем пролежавшая на солнце неделю косуля, было слишком заманчивым. Слишком… сладким. В конце концов, он уже один раз нарушил правило толстяка. Продал девчонке-омеге винтовку и пару карабинов. И ничего ведь не случилось? Или случилось? Караванщик нахмурился. А что, если мутантка, эта отрыжка песчаных демонов, была как-то связанна с Королем нищих? Или это подстава и провокация толстяка? Ослиное дерьмо…

Знал же, что не стоит открывать карты перед этой зубастой дочерью двухголового шакала, но ему нужен второй грузовик. Очень нужен. И батарея. Такое сокровище… Теперь у него есть, что дать в калым за невесту для сына. А еще было в этой девчонке что-то такое… Что-то, отчего даже его застарелая неприязнь к северянам дала трещину. Ему… Сан Джа нахмурился. Глупости. Он уже давно вышел

из возраста, чтобы дуреть от одного вида женщины, словно винторог во время гона. Северянка полезна. И боец, эта отрыжка демона, сразу видно, не плохой. Да что там, если верить рассказам сходившего на бои Мали, такого воина могут себе купить только Дома вольных городов и самые богатые ханы. Иметь в сопровождении настоящего альфа-прайм Сити. Пусть даже женщину. Да ему будут платить только за то, чтобы на нее посмотреть… Торговец вздохнул. Мали… вот глупый мальчишка, который день порывается идти в мастерскую, где поселилась мутантка. Даже хотел выехать в степь и собирать для нее поздние полевые цветы, сплести венок, как делают на Севере, благо, дела помешали. Дурак. После того, как сходил на бой, всё твердит, что пора менять традиции. Что, если наемница согласится прийти к его костру, то он откажется от своей доли в грузовике. Что пусть он потеряет покровительство Сан Джи, его род, всё равно, станет только сильнее. Молодой глупый дурак.

Каракуты один раз уже забыли о традициях. Уже приняли помощь серокожих демонов. И чем это кончилось? Теперь они лишены дома, вынуждены скитаться по всему северу, а на их родине у остывших костров воют пятнистые лысые псы. Им даже веру пришлось сменить, ибо Духи не отвечают предавшим запреты, а клану нужен защитник. А сейчас? Стать изгоем, даже среди своих, ради возомнившего о себе невесть что мальчишки? Северяне давным-давно продались демонам, но и они стараются блюсти чистоту крови. Нет. Мали надо как-то окоротить, отвлечь. Может, купить ему рабыню? Затратно, конечно, особенно в его ситуации, но что не сделаешь для любимого племянника. Решено. Завтра же он отправит парня к арене. Пусть выберет себе младшую жену. А если решится дело с ружьями, то можно будет даже задуматься о настоящей свадьбе. У Брузо как раз дочка подрастает. Почти четырнадцать. Самое время подумать о том, что пора прекращать глупые распри. Слишком мало на свете осталось настоящих Каракутов. И слишком много у клана врагов. Торговец невольно улыбнулся. Брузо не дурак. Пусть они чужаки на собственных землях, но возможное объединение двух семей позволит найти им новый дом. Настоящий дом. А мутантка… Жаль, конечно. Грузовик может пригодиться на обратном пути, но пусть он лучше потеряет деньги, чем родного племянника. Вряд ли наемница расстроится, если он откажется от сделки. Отданного товара, конечно, не вернуть, но, как говорят на севере — где убыло, там и прибыло. Глупая варварка, всё равно, отдала за стволы в три раза больше, чем они стоят. Решено. Пусть девка радуется, нежданным подаркам. Пусть называющий себя Брокером, человек без лица выкупает все, что он получил у Финка. Да, в Бойню потом не вернуться, но он сохранит караван и остатки семьи. В конце концов, на севере тоже можно жить. Прихлопнув ладонью по тетради, Сан Джа обернулся в сторону выхода.

— Мали! Вывеси на фургон красную тряпицу! И готовь людей, мы скоро уезжаем!

Входной клапан палатки дрогнул. — Именем Его. Он спит. Не стоит его будить.

Вошедший в палатку не обладал богатырским телосложением, напротив, но Сан Джи достаточно было секунды, чтобы понять — незнакомец опасен. Очень опасен. Он повидал достаточно людей, чтобы знать: самые страшные бойцы, это не огромные, похожие на разъевшихся быков громилы, а именно такие — сухие и гибкие, казалось бы, сплетенные из сыромятных ремней и проволоки каланчи.

— Кто ты такой? — Поинтересовался торговец, стараясь не выдать своего волнения интонацией. Рука караванщика медленно-медленно, словно ящерица после радиоактивной бури, поползла к висящему на бедре револьверу.

— Хар-ла! Таха! Седрик!!

— Они тоже… Спят. — На заросшем густой щетиной изможденном лице незваного гостя расцвела улыбка. — Ты когда-нибудь смотрел в небо, сын песков? Правда, оно прекрасно?

— Охрана! — Голос Сан Джа неожиданно сорвался.

— Жарко сегодня, правда? — Незнакомец сделал шаг вперед.

— Стой!

Выхватив из кобуры оружие, караванщик направил рябой не столько от частого использования, сколько от почтенного возраста оружия ствол в сторону незнакомца.

— Не подходи! Я знаю, кто ты такой, монах… — Почувствовав, как его разум затмевает паника, Сан Джа сделал несколько глубоких вдохов. — Я знаю, кто ты такой. — Повторил он уже спокойней. — Я не имею дел с мутантами. Не торгую запрещенным. Не обманываю чистых. Отдаю жертвы Распятому. Оставь себе свое небо. Мне оно ни к чему.

— Мне не нужна твоя жизнь, сын песков. — Остановившись перед столом, монах протянул иссушенную, покрытую частой сеткой безобразных шрамов, болезненно тонкую руку и положил ее на оставленную на исцарапанных досках тетрадь. — Лишь твоя исповедь.

— Убирайся… — Задушено прохрипел торговец и с громким щелчком взвел курок. — Убирайся. — Повторил он чуть тише.

— Слова. — Покачал головой монах. — Твои слова идут от сердца. Но они пусты. Посмотри. — Воздев руку, изможденный мужчина указал на полог шатра. — Неужели ты думаешь, что можешь уйти от неба? Спрятаться от Его ока под жалким куском ткани? Он зовет тебя, Паук. Плачет по твоей черной душе. Ждет исповеди… и раскаяния.