Бойся меня
Шрифт:
А щупальца Деймона были прозрачными, словно сделаны из такого же материала, как тела креветок.
Ромеро даже видел, как жидкость течёт по его венам и собирается в капилляры.
Некоторые щупальца заканчивались крючками,а некоторые - чёрными углублениями, похожими на рот, из которых капал едкий сок.
Ромеро так и не понял, откуда у него взялись силы.
Снаружи
– Деймон, - спокойно и доходчиво начал Ромеро, - опусти этого человека. Ты знаешь мой голос. Знаешь, что можешь мне доверять...
Создание вверху поёжилось, и из его туши появились несколько пузырей, которые оказались вовсе не пузырями, а жёлтыми глазами с красными, щелевидными зрачками.
Глаз было, по крайней мере, десяток, и с каждой минутой появлялись всё новые и новые.
– Деймон, - повторил Ромеро. Капли ядовитого сока упали на кожу Ромеро и прожгли там раны. Мужчина дёрнулся, но не отступил.
– Прошу тебя, отпусти этого человека.
Это было полное сумасшествие. Но существо послушалось.
Оно поставило Аквинтеса обратно на ноги, и рот ДжоДжо раскрылся к кривом немом крике, а глаза стали похожи на два ночных, чёрных омута.
В том месте, куда к коже Аквинтеса прикасались эти мерзкие присоски, оставались красные синяки и кровоподтёки из-за разорвавшихся под таким давлением сосудов.
Ромеро глянул на существо.
Существо посмотрело на него в ответ.
Ромеро постарался заставить себя не бояться. Не позволять холодку спускаться вдоль позвоночника, а внутренностям скручиваться в узел. Не испытывать отвращение и брезгливость при виде Деймона.
Его отвращение было скорее не физическим, а моральным.
Вид Деймона заставлял его душу вянуть и гибнуть.
Вот он - тайный брат, принимающий облик лишь по ночам, скрывающийся в самых тёмных и грязных закоулках души Палмквиста.
Существо, рождённое детскими страхами и ночными кошмарами, подкармливаемое первобытным человеческим ужасом.
«А вдруг его можно
И тогда в середине этой колышущейся массы открылся чёрный рот, окаймлённый жёлтыми кривыми зубами, и чудовище, которым и был Деймон, издало скрежещущий вой, наполненный чистым гневом.
Оно схватило Аквинтеса, отбросило в сторону и начало кромсать, разрывать и колоть своими щупальцами, крючками и присосками.
И в тот же момент Ромеро начал действовать.
Он вытащил из-за пояса заточку и всадил лезвие в горло Палмквиста, ударяя вновь и вновь, пока руки не стали мокрыми и тёплыми от крови и слёз, бегущих по его щекам.
«Ох, Денни, прости меня. Господи, прости, малец. Прости меня...»
Деймон выпустил то, что осталось от Аквинтеса.
Он глухо загрохотал: в этом звуке было и торнадо, и разрывающиеся бомбы, и грохот грузовых поездов, и вой сирен. Ромеро упал на колени, зажимая уши руками. Грохот разрывал барабанные перепонки. Из носа пошла кровь, сердце заколотилось, и захотелось самому себе выколоть глаза, чтобы только ничего этого не видеть. Чтобы всё это закончилось.
И тогда Деймон упал.
Упал, накрывая Ромеро, желая раздавить его, расплющить, разорвать, убить... Но со смертью Палмквиста умер и его брат.
Деймон развалился потоками грязи и крови, визжа, извиваясь, сопротивляясь. А потом не осталось и этого. Лишь скользкая, желеобразная жидкость под ногами.
Зажёгся свет.
То, что осталось от Деймона, пузырилось и испарялось.
Ромеро прикрыл глаза, когда через дверь ворвались спецназовцы.
Возможно, они увидели кровавую бойню. А, возможно, нож в его руке.
В любом случае, они не колебались.
Ромеро открыл рот.
И его прошили насквозь порядка тридцати пуль, распластывая на полу рядом с кроватью Палмквиста.
Ромеро издал последний судорожный вздох и умер.
Но то, что он увидел перед смертью, было почти благословением.
С бунтом было покончено.
Как и с Деймоном.