Бойся меня
Шрифт:
А полиция отвечала залпами пластиковых пуль из автоматов и ручных пулемётов.
Но крики слышались не только снаружи.
Они доносились и сверху. С четвёртого этажа. Оттуда, где располагалась санчасть.
Мужчины посмотрели друг на друга в кромешной тьме. Запах смерти и слезоточивый газ, принесённый порывами ветра с улицы, свивались в мерзкий аромат, который смешивался со спускающимся с четвёртого этажа - тошнотворным, горячим запахом крови и страданий.
Они бросились наверх.
Снова крики, то высокие,
Ромеро и Аквинтес перепрыгивали через ступеньки. Они слышали шум, чувствовали запах и ощущали нечто, сворачивающееся в их животах холодными клубками.
С верхнего этажа донёсся дикий вопль:
– Помогите! Помогите мне! Снимите это с меня! Снимите с меня эту хрень, мать вашу! О Господи! О Боже! А-а-а-а-а!
Но не этот крик и влажные шлепки заставили Ромеро и Аквинтеса остановиться. Нет, они замерли, услышав резкий, скрежещущий шум, эхом отдававшийся от стен и заставивший стёкла дребезжать в рамах.
Этот крик не принадлежал ни человеку, ни животному. А может, напротив - и тому, и другому.
Неистовый, сумасшедший вопль, который перешёл в нечто, напоминающее злобный смех. Смех, наполненный презрением, страстью и - как осознал Ромеро - каким-то злобным удовольствием, как у ребёнка, добившегося желаемого.
«Это он, - подумал Ромеро.
– Точно он».
Деймон вышел на свободу и сейчас развлекался, как маленький злобный ребёнок, поджигающий хвосты кошкам или отрывающий крылья мухам.
Только вот игрушками Деймона были не кошки и не мухи...
Люди.
Ромеро направился к двери в лазарет в конце коридора. Аквинтес крался следом.
Дверь была сорвана с петель, а вокруг на полу, как сломанные солдатики и выпотрошенные куклы, валялись охранники и заключённые.
Большинство из них были уже мертвы, а те, что остались в живых, явно спятили. Их глаза бездумно смотрели в одну точку, поблёскивая в свете фонарика.
Они что-то видели. Ромеро был в этом уверен. И что бы это ни было, оно насухо высосало их разум и превратило мысли и воспоминания в маслянистую кашу, вытекающую из их ушей.
Они что-то бормотали, всхлипывали и невидяще смотрели перед собой.
– Господи, - прошептал Аквинтес.
– Раньше такого не было... Не было так жутко. Наверно... Наверно, что-то произошло...
Возле самого входа в больничный отсек они нашли тело одного из заключённых.
Его голова была почти откручена от туловища, оба предплечья оторваны, а язык и всё, к чему он крепится, вытащено через рваную рану под подбородком, как красный, кровоточащий галстук. Забавные проделки скучающего ребёнка.
Они переступили через него и... Господи, внутри было ещё страшнее!
Лазарет представлял собой длинную узкую комнату, как больничные палаты в старых-старых фильмах.
Все шкафчики с лекарствами и инструментарием были
Но это случилось ещё до того, как Деймон вышел на охоту.
А теперь весь пол, стены и потолок были в алых кровавых разводах и пятнах.
Повсюду были разбросаны тела или отдельные части тел. Дьявольское созидание вырождающегося, неправильного разума ребёнка, не знающего границ.
Тела были расчленены.
Тела были обезглавлены.
Тела были освежёваны и выпотрошены.
Их кости были вырваны прямо через кожу и уложены аккуратными кучками рядом с бескостными оболочками.
Одни тела висели на светильниках на собственных кишках, а другие были насквозь прибиты собственными вырванными костями к штукатуренным стенам над карнизами.
Смесь скотобойни, мясной лавки и анатомического театра.
Но одна кровать оставалась нетронутой.
На ней под накрахмаленной белой простыней лежал некто, весь мокрый от слизи, но ни одна капля крови не запятнала ни его, ни белую простынь.
Палмквист.
Ромеро подошёл к пареньку на расстояние вытянутой руки, поднял валяющийся на полу фонарик и посветил на Палмквиста.
Малец не шевелился.
Его голова была забинтована, и вся повязка пропиталась кровью.
Ромеро взял у Аквинтеса маленький фонарик размером с ручку и проверил у Денни зрачки: один был расширен и не реагировал на свет, но второй - с булавочное отверстие.
– У него сотрясение мозга, а возможно, и с повреждением тканей, - тихо произнёс Ромеро, пытаясь сдержать рвотные позывы от запаха крови и выпотрошенных внутренностей.
–
Он может проваляться в коме и день, и две недели. И всё это время каждую ночь...
И тут Аквинтес закричал.
Ромеро почувствовал, что над ним что-то болтается, как верёвка колокола, и тогда Аквинтес снова закричал.
Розовое щупальце, покрытое множеством присосок, обхватило его за ноги и вздёрнуло к потолку.
Ромеро направил фонарик вверх.
Когда он подбирался к кровати, то отметал в сторону паутину, но теперь он понял, что это была не паутина, а тоненькие, похожие на паутинку то ли проводки, то ли нити, связывающие мальца с чем-то, раскинувшимся на потолке.
Деймон.
Ромеро непроизвольно вскрикнул.
Аквинтес болтался под потолком, обвязанный щупальцами Деймона.
Ночной брат Палмквиста был огромнее, чем разложенные рядом три простыни.
Колышущаяся серая масса с кольцевидными, белыми, фиброзными наростами.
Десятки непрозрачных щупалец, нитей шевелились, извивались, корчились, как черви или опарыши в ведре, переползая от одной кафельной плитки на потолке к другой.
Отвратительно. Определённо отвратительно.
Ромеро оцепенело и бессмысленно смотрел на эту массу, которая шевелилась в тусклом свете и, казалось, с каждой минутой всё больше росла.