Бойся мяу
Шрифт:
– Я не пальто, а Человек-пальто, – на этот раз он не шептал, а говорил с неким вызовом. – Ты – Человек-человек, а я – Человек-пальто… Призрак?.. – Впервые пальто ожило: рукава согнулись и приподнялись к свече. Будто он хотел взглянуть на руки. – Ну, может быть…
Рукава обмякли и повисли как прежде. Огонек сжался до глаза – с рыжей радужкой и черным кошачьим зрачком.
Повисло молчание. Пол уже не уходил из-под ног. Воздух не застревал в горле, но Женьку стало не по себе. Взмокли ладони, свело живот, нестерпимо захотелось писать. Точно он испугался,
– Ты здесь? – выдавил дрожащим голосом, глядя в подрагивающий зрачок.
– Здесь. Я всегда… Живу, знаешь ли, тут.
– Зачем Вы, ой… ты… Зачем меня заперли? – спросил и чуть не свалился без сил. Потому что будет ответ, потому что ясно станет, останется ли и он здесь навсегда.
– Да потому что ненавижу Черного Мяука, – огонек снова запылал, и голос добавил тише: – Хоть и боюсь.
– Но зачем…
– Взгляни на футболку, – оборвал Человек-пальто. – Там не хватает кусочка. Это Мяук забрал себе. Теперь он знает твой запах. И значит, найдет. Везде и когда вздумает. Вот, хотел предупредить. Он вернулся.
Женька пытался переварить, что только что услышал, но единственное, что стало ясно, – навечно он здесь не останется.
– Хорошо, – наконец ожил его голос. – С-спас-сибо. Я… пойду?
Он обернулся к двери.
– Ты не должен бояться, – быстро, с заметным волнением поспешил добавить Человек-пальто. – И не должен быть один.
Женя уже просунул пальцы в щель, и дверца даже подалась. И все же он повернул голову:
– Я… я запомню, Человек-пальто.
Свеча накренилась вперед. На миг замерла, затем сорвалась вниз, погаснув. Исчезла. И снова пропали стены. Женек стал крохотным, и что-то огромное подступило вплотную. Он торопливо оттолкнул дверцу. Она лишилась половины, окунувшись во тьму.
Женька выскочил в сени. Взмокший, обессиленный, но живой. С противным мяуканьем дверца затворилась. И он поежился от холода. Прижал ее плотно и загнал крючок в петлю.
Вот и он запер Человека-Пальто. Правильно ли это? Справедливо?
Женя не стал об этом думать. И потому, что он лишь гость, а закрывать чулан на крючок заведено хозяевами. И потому, что вспомнил про Сашу, оставленного одного.
Сперва от этой мысли стало легче. Он даже улыбнулся, представляя, как расскажет про того самого дядю в пальто. Но затем его вдруг шибануло по башке: он оставил маленького братика одного посреди улицы. Сколько времени? Сколько он пропадал в чулане?
А если не случилась дружба? Если драка? Или кто-то постарше вздумал растоптать их дворцы? Или тот же Витька-пьяница…
Все это подкидывало ему воображение, пока он спешил во двор и летел со двора на улицу. Бывало, он жалел, что нет у него старшего брата. Рад бы он был такому старшему брату, каким являлся сейчас сам?
«Нет», – прошептал он, когда нашел песочницу опустевшей. И замки, в самом деле, оказались разрушены.
Неприятно засосало под ложечкой. Женек огляделся. На ближайшие полсотни метров вокруг никого не было. Разом он покрылся потом, хотя палящего солнца совсем не ощущал. Вприпрыжку
Ничего страшного. Нет, нет, все будет хорошо…
На лужайках двух соседних домов – никого. Он так мотал головой, что чуть не угодил в лужу грязи.
Широкая безлюдная земляная улица. Дома по обе стороны. Обжигающее солнце в зените. И тишина. Он не хотел, да и ситуация была едва ли подходящая, но не мог, просто не мог на краткий миг не представить – что это, если не Дикий Запад? Дуэль на револьверах. Быстрый или мертвый. Не хватало лишь часов на башне. И противника.
Мгновение минуло. И он понял, что преступник как раз таки маячил впереди – он, Женя, сам лично, виновный, порицаемый и ожидающий наказания.
У салатовых ворот следующего дома полненький мужик копался под капотом салатового «Москвича». Женек глянул напротив – там кто-то скрылся за дверью. Мелькнула лишь нога в шлепанце. Нога взрослого.
«Ну а где дети?» – Женька сглотнул. Смахнул пот со лба. Это таяла вера, что все закончится хорошо. Хотелось крикнуть, позвать Сашу, но в то же время он трусил. Страшно было, что узнают, как он оставил братишку одного на улице. И злился, что ведь и не скажешь, что тот сам виноват. Злился на Сашку и все же больше на себя.
Наконец, на вытоптанной площадке у забора в тени трех ив он увидел компашку ребят. Кажется, они играли в догонялки. Женя застыл. Вытирая мокрые ладони о футболку, которую так все это время и держал, он всматривался в мальчишек. С каждым отсеянным гул в голове нарастал.
Саши здесь не было.
Женек даже заметил двоих мальчуганов на ветках в кроне деревьев, но и те были не его братишкой. Самое глупое, что он не помнил и тех ребят, с кем они играли в песочнице. Слишком был занят своими увлекательными мыслишками. Поэтому теперь маялся – спрашивать у этой детворы про Сашу или нет.
Посмотрел дальше по улице. В тот конец оставалось еще по три дома. Решил поискать сперва там, а затем вернуться и, если надо будет, спросить. Не выдержав, перешел на легкий бег. Миновал ивовую троицу.
– О! Женька! – услышал вдруг.
Обернулся. И притормозил.
На скамеечке у ворот очередного дома сидели сестры – Оля, Таня и Лариса. На второй лавочке, стоявшей под прямым углом к первой, – два паренька. Светленький и темненький, но оба лохматые. И в галошах. В брюнете Женек, кажется, признал Артема, тракториста, который их подвез. Катька рядом, конечно, не находила себе места.
Сестры улыбнулись Жене, парни переглянулись.
– Далеко собрался? – весело поинтересовалась Оля.
А Женек горько пожалел, что не остался поспрашивать мальчишек. Собрал все силы, чтобы не рухнуть тут же, лишившись чувств, и обрести дар речи:
– Нет, п-просто… ну, так… гуляю, улицу как бы… изучаю.
– Это наш братик Женя, – пояснила она парням. – Он постоянно что-то изучает, исследует и куда-то лазит. Ну, то есть когда не играет в футбол.
Катя хохотнула. Остальная компания натянула улыбки.