Бойтесь своих желаний
Шрифт:
Еще как выяснилось, он единственный архидемон в своём роде…
Правда я никого из его братьев и сестер не встречал…
Всему своё время…
Я вылез через разбитое окно, волоча за собой таксиста. Он благодаря ремню безопасности отделался легким испугом.
Мужики из разбитой машины уже вовсю орали и тыкали в нашу сторону монтировками.
Лица красные, как мясо на прилавке…
— А теперь разбей ебальник каждому. Велел я, но мужик, как только отошел на безопасное расстояние, стал звать на помощь…
Аркадий
Очевидец согнулся, хватая воздух, а я побрел дальше по списку…
Кулаком в переносицу, коленом в пах, пальцами в глазницы…
Кровь брызгала на асфальт как из шланга.
Мой водитель пытался уползти прочь, но нож вошёл в шею легко…
Поводил лезвием вправо — хрящи захрустели…
Поводил влево — и яремная вена порвалась…
Он хрипел, пуская пузыри…
Я наблюдал как зрачки расширяются, а пальцы скребут асфальт.
Удивительно, как легко и приятно отнять чью-то жизнь…
Каждый раз, убивая, я представляю полную предысторию человека…
* * *
Они познакомились в пятом классе как в глупом, но добром фильме — она уронила учебник по литературе, он поднял — их пальцы коснулись, а глаза встретились. После уроков юноша провожал особу до дома, нёс портфель и шутил, она улыбалась и делала вид что смешно, спотыкаясь о солнечные зайчики на асфальте.
В шестнадцать — первый стрессовый поцелуй за школой, смущенные взгляды, стихи в дневнике вместо конспектов.
В университете жили в общаге, варили суп на одной конфорке, спали на узкой кровати, мечтали о свадьбе…
Копили три года — он разгружал вагоны, она шила платья на заказ.
Свадьба была скромной: белое платье пахло крахмалом, а костюм — нафталином, но когда они сказали “да”, зал и родители заплакали…
Первая брачная ночь: дрожащие руки, смех сквозь слёзы и шёпот… — Я тебя люблю… Его ответ — Навсегда…
Долгие ночи у врачей, тихие молитвы в пустых коридорах, мечты о ребенке и долгожданные слезы на УЗИ…
И вот — он родился.
Кричал, цепляясь крохотными пальцами за её мизинец. Отец стоял на коленях, целовал потную ладонь и рассыпался в благодарностях — Спасибо… спасибо…
Мальчик рос, первый шаг к протянутым рукам, первое слово, школьные звонки, ссадины от первой драки, пятерки и олимпиады по математике.
Они гуляли по паркам и раз в год ездили на море… Он вырос, встретил девушку с глазами как у матери в юности, много трудился инженером и таксовал по вечерам…
Родители ждали внуков, вязали маленькие носочки и смеялись… — Внучка будет такой же упрямой как ты…
Но потом в биографии этой семьи случился — я.
Пять секунд…
Нож в шею…
Уже завтра пожилого отца
Через неделю мать умрёт от тишины в груди, держа в руках детскую фотографию…
На могиле несостоявшегося отца напишут — Как много нашего ушло с тобой… Как много твоего осталось с нами…
Это прекрасно…
Чистый кайф…
Они верили в “навсегда”, но “навсегда” кончилось, едва я вошёл в их жизнь…
В отличие от меня, они были счастливы и потому это заслужили…
* * *
Особенно сильно я не люблю улыбающихся и наслаждающихся жизнью подростков. Их тело еще не сгнило, потому что их любят, и они верят в “лучшее” завтра.
Лезвием от Т-образной бритвы я всегда готов подкорректировать улыбку.
Одного девятнадцатилетнего парня туго привязали к стулу проволокой, чтобы впивалась в кожу. В подвал приволокли его девчонку — ту самую, с которой он час назад целовался в парке, шепча — Ты моя единственная.
Мои ребята раздели её у него на глазах. Она визжала, а он орал до момента, пока я не вырвал ему кончик языка пассатижами. Кровь брызгала на пол, он давился и захлебывался. А потом её изнасиловали…
Причем в процессе было больше насилия чем секса.
Я слышал, как хрустнул её таз, она перестала кричать после того — как другой разбил ей кулаком нос.
Но это только начало…
Я и раньше был “так себе” человеком, а после одержимости демоном стал тем, кого нужно стереть с лица планеты как можно скорее!
Крохотный огонек газовой зажигалки подпалил ей клитор до тех пор, пока плоть не слиплась в черный комок.
Она дёргалась как речная рыба без воды на разделочной доске…
Парню я тем же принципом выжег глаза…
Водил раскалённым шилом по зрачкам, пока они не лопнули. Он выл, но звук глухой — без языка похожий на рычание собаки.
А потом взял голову и бил об перила. Зубы вылетали как конфетти. Один застрял в горле и придушил беднягу…
Зачем всё это?
Мне хотелось совершить такое злодеяние — чтобы даже Господь Бог почувствовал свою вину за то, что я появился на свет…
Жаль, но жить веселее не становится…
Абаддон сука такая, поселился в голове, но дань платить не хочет! Сидит, смеётся, требует жертв и бесчинства, а сам даже адреналину подбросить не хочет.
Прописался как дети в квартире и сука не выселишь!
И что остается делать парню, потерявшему вкус жизни? — Как и всем наивным дурачкам, ехать в столицу в поисках лучшей жизни…
Там большая часть улыбчивых крыс носит деловой костюм и молиться на бумажки с цифрами…