Бойтесь своих желаний
Шрифт:
— Немедленно покиньте мой кабинет! Врач побагровел и перешел на крик.
А дальше — не вижу смысла церемониться.
Рагуил превратил ординаторскую в операционную. Доктор прикован к столу ремнями из теней.
Пришла пора испытать еще одну занимательную способность.
Я бы с удовольствием его располосовал, но у меня вместо скальпеля чернильное перо из крыла ангела.
Вырисовываю на лбу кляксы — За первый грех. Вдруг Грошев видит всех, кто умер по его приказу.
— За второй грех. Его кожа покрывается диагнозами, которые он подделывал. Буквы жгут лоб как кислота.
— За третий… Он чувствует боль каждого своего пациента и тело выгибается дугой. Лёгкие горят от недостатка кислорода, как у старика, которому он отключил ИВЛ, чтобы освободить палату.
После смерти Грошева в городе начинают умирать другие коррупционеры — их находят с «диагнозами» на лбу.
Глава 19
Любовь.
Одни гоняться за ней как марафонцы — дерут глотку, изнашивают легкие, жадно хватают ртом воздух, падают, разбивают колени и ползут до финиша.
Другие топчут как окурок в подъезде и твердят — хорошую вещь “браком” не назовут, а дети — вечные кандалы.
Рядовые, не успев стать дембелями — режут вены тупым лезвием “назло” ей…
Старики шепчут о любви, будто о покойнике, которого не смогли похоронить.
А я… я встретил её живую.
Не ту, что прячется в стихах и взглядах на девушку за соседним столиком в кафе. Нет. Ту, что посредством мыслей, вырвалась из людских черепов, как пар в кипящем котле.
Концентрированная, ядовитая, во плоти — с розовыми крыльями…
— Скажи, это совпадение? Спроси я у Амалиэля, вытирая ладонью следы её прикосновений.
Где она черпала силу — В молитвах? В гадании на ромашке? В любовных приворотах?
— Нет. Ответил архангел. — Когда-то мы были осколками одного зеркала, отражающего весь мир. Бог разбился, а мы… мы всё еще тянемся друг к другу, даже если это больно. Казалось, Амалиэль подавлен…
— Пройдет время и дороги ангелов и демонов пересекутся. Единственное, на что мы можем повлиять — на количество силы перед решающей встречей. Опять он за своё…
— Значит, она как я?
— Хуже. Ты — клинок. Она — петля. Пожалуй, ужаснее неё может быть только архидемон Абаддон…
Ветер донёс с реки запах гниющих водорослей. Я представил его — Абаддона. Не человека, а антитезу. Того, кто превращает любовь в синяки, а молитвы в предсмертный хрип.
— Он наш основной противник? Спросил я, предвидя ответ.
— Да. Он не умеет любить…
Тишина.
Где-то вдали завыла сирена. Я вспомнил
Красиво и невероятно больно…
— Она же ангел! Не выдержал и крикнул я, будто это что-то меняло.
— Падший. Поправил Амалиэль. — Она верит, что любовь это — гвоздь, которым можно распять всю планету. А Абаддон… Если он найдет этот гвоздь — то вобьет его нам в горло.
Я посмотрел на руки. Синие прожилки под кожей искрились, как провода под напряжением.
Какая опасная… и красивая…
— Ты уже немного влюбился в неё. Главное не заблуждайся, это не любовь, а проклятие. Амалиэль сейчас как родители, утверждающие — что деда мороза не существует…
— Значит, я должен её убить?
— Ты должен выбрать: спасти её душу… или похоронить свою.
* * *
Весь прошлый месяц, я нырял и как хирург — протыкал булавкой гнойники этого города.
Бабушка, наверное, перевернулась бы в гробу — узнав, что её внучок, когда-то мастерки сооружавший скворечники и читая стихи стоя на табуретке, теперь выламывает двери в квартиры — где пахнет страхом и водкой.
Тут мужья душат жён проводами от утюга, а дети прячутся под кроватями, зажмуривши глаза так, будто веки — последний щит от апокалипсиса.
Моя рука врезалась в челюсть подвыпившего тирана, и сильнее пламя выжгло из башки что-то нечеловеческое — он завыл, как щенок под колесом велосипеда.
Но иногда я опаздываю…
Успеваю только прощупать отсутствующий пульс и собрать осколки зубов по ковру, пока ребенок смотрит глазами, в которых уже нет слез…
В меня стреляли.
Ножи рвали плоть — как рвется мокрая бумага, череп трескался под монтировкой. Благо с каждым днем я всё дальше от человека.
Божественная искра полыхает синим пламенем, выжигает раны — превращая боль в хохот.
Я мог бы разорвать медведя голыми руками, только разумеется так делать не буду, мишка ни в чем не виноват.
Зверь убивает — чтобы есть, а люди — чтобы изнасиловать труп и почувствовать превосходство.
Я бил людей, но без удовольствия.
Как вообще можно от этого испытывать удовольствие? Руки созданы — не чтобы бить по лицу, а созидать и мастерить.
Головы людям нужно не разбивать, а целовать.
Во время ночных рейдов, Амалиэль заводил одни и те же пластинки. — Я чувствую, как мои братья и сестры набирают силу. Особенно Абаддон. В прошлом наша битва завершилась ничьей и в результате противостояния, все остальные ангелы пострадали и заснули.