Боже, спаси русских!
Шрифт:
Предпринимательство начало срастаться с чиновничеством... Вот тогда, видимо, и начались все наши горькие беды.
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
ДЕФИЦИТ ЛИЧНОСТИ И ИЗБЫТОК НАЛИЧНОСТИ
Читатель, придвинь книжку поближе, сейчас мы с помощью статистики объясним тебе, как можно из чисел делать новые числа, чтобы статистика пышно расцветала подобно бодлеровским цветам. Итак, вот она, бодлеровская статистика.
За последние 15 лет число миллионеров возросло более чем в три раза.
Все, не нужно больше статистики.
Если ты читаешь эти слова, значит, ты не миллионер.
Ты мечтал о том, чтобы все, как в телевизоре. Добротная патриархальная семья, счастливые дети, все вы пьете дерьмовый сок. На сок у тебя денег хватает. На лечение тестя не хватает. Тещу не разжалобить никакими подарками на Восьмое марта. Ей тоже всего не хватает. Что же, теперь получи, малыш, ниже пояса.
«Что теперь делать?» – задает наш человек очень русский вопрос. И очень по-русски отвечает: «Может, дождаться прихода луны и запеть серенаду?»
Нет, нужно подождать, пока рядом окажется новая идея жизни. А вот и серия фотографий «Воскрешение Лазаря» с автографами Лазаря. Но нужна классная идея. Вот и она. Человек хватает ее за руку и пытается ее поцеловать. Она вырывает руку.
– Я только что ее помыла, – говорит идея. – Не грусти, вот встретимся в другой жизни и обкашляем твои хлопоты.
Что-то
Про деньги говорят все без исключения – цыганки-прорицательницы, медведи в цирке, полубезумные бродяги на улице, телевизор о них – с утра до ночи. Нужно иметь волю и не иметь ушей, глаз, мозга, чтобы этих разговоров не слышать.
Обогащайся! Давай, парень, вперед! Обогащайся.
Ты, к примеру, работаешь врачом. На приеме в районной поликлинике люди толкаются, слоняются, слюнявятся, чихают, кричат и плачут, скандалят, злобствуют, хвалятся. Благослови, господи, общественное здравоохранение, мать его, которое быстро и настойчиво расправляется со стариками.
По ночам за тобой гонятся призраки рентгеновских аппаратов. А ТВ тебе говорит: обогащайся!
Человек мало что может, – это ты понял. Ты работаешь учителем. Учишь литературе, математике, балету или физике. Ты приходишь в класс, тешишь себя надеждой, что твои слова смогут что-то изменить. Кажется тебе, когда вокруг все кричат о деньгах, ты дерзко берешь за мощные стальные прутья реальности и попытаешься их раздвинуть – своими словами, своим творчеством. Наивный, жизнь каждый день тебе говорит об одном и том же: полемизировать с социальными мифами – так же бесполезно, как тянуть храм Василия Блаженного за угол.
Ты работаешь менеджером по продажам автомобилей. Каждую ночь тебе снятся кошмары. Холодный пот. Ты на Красной площади. Голый. Сердце замирает в груди и не бьется секунд, наверное, двадцать пять. Где-то на заднем плане смеются олигархи; в особняке напротив трепещут парчовые занавески; небо цвета гжельской лазури вдруг делается черным – это доллар падает в обнимку с рублем на грешную русскую землю. Тишина опустилась на мир мелкой пылью. По телу сверху вниз побежали мурашки. Нет, не мурашки, банковские процентные ставки. Ты просыпаешься и жалобно пукаешь от страха.
Как мы любим слова! Для русского человека слово подобно путеводной звезде. К примеру, русское слово «демократия». Как много в нем переплелось. Всего переплелось. Кстати, народ иронизирует: «Демократия – это возможность самим выбирать себе рабовладельцев».
Историк культуры Ирина Мурзак, размышляя об отечественной трактовке слова «демократия», доказывает, что в России под этим словом понимают все что угодно: и социальную справедливость, и торжество народа, – а на самом деле это всего «лишь способ организации власти, причем не универсальный. И вовсе не справедливый». Демократия по-русски должна учитывать множество входящих элементов.
Русская демократия порождает сверхэлиты. Плохо это или хорошо? Наверное, хорошо, потому хотя бы, что «для представителя сверхэлит, занявшего место Всевышнего, открывается безграничная возможность вершить правый суд, споспешествовать и вспомоществовать». На практике подобного не происходит. «Человек, возомнивший себя Богом, неожиданно для себя ставший Им, – делает философски неутешительный вывод И. Мурзак, – морально и психологически не успел справиться с масштабом мгновенно обретенных возможностей. Вместо того чтобы помогать государству обустраивать и культивировать людской мир вокруг себя, делать этот мир сносным или удобным, богатый человек обособляется. Генеральной идеей становится свобода нового феодала от окружающей его реальности. Ситуация в России начала XXI столетия доказала наивность постперестроечных деклараций, списанных из сборников афоризмов. Как часто вспоминались английские трюизмы про образование и газон: человек обязан получить три образования – деда, отца и свое собственное; газон должно подстригать не меньше трех поколений и т. д.». Эта мудрость «не учитывает современной динамики интенсивного обогащения российских сверхэлит. Подобной скорости обретения подобных богатств не знала ни одна историческая эпоха».
Время бежит, сменяются поколения, у новых русских, у тех, кто пережил 1990-е, уже выросли дети. Изменились стандарты, приоритеты и мифы.
Нувориши первого поколения любили вспоминать о нищей молодости, оставаясь злобными и скупыми, жестокими и кровожадными. Они долго привыкали к тому, чтобы делать пожертвования, и, собственно, не очень хорошо понимали, для чего нужны большие деньги. Анекдоты девяностых посмеивались над сотнями «мерсов» и прочими чудачествами братков.
Нынешнее поколение лучше осведомлено о возможностях, которые дают деньги. Ему куда интереснее использовать для достижения своих целей легальные пути. Они не прячут деньги в кубышки, не доверяя банкам, они сами скупают банки.
Бандиты девяностых воспринимали себя почти вне закона, вне общества, иногда даже испытывали чувство вины из-за неполноценности своего социального статуса. Наши современники предстают уже бизнесменами, защищающими и приумножающими наследный капитал.
Видит русский человек, что настало не его время и чувствует себя Лермонтовым на склоне лет. Уже сколько десятилетий минуло, а ты все так же пишешь себе – пишешь про тотальное одиночество и белеющий парус, а мода изменилась, разночинцам нужен Базаров, и Толстой во всех интервью называет тебя престарелым пижоном.
Жил-был человек, а потом огляделся – и видит, что у него все не так. Книжки читал про русскую старину, там все рассказывается, какие благородные богатеи отечество населяли – музеи строили, приюты, революцию спонсировали, чтобы всем всего одинаково было.
Оглядывается человек по сторонам – богатеев тонны, а вот со вспомоществованием у них как-то совсем не выходит. Значит, видимо, у нас богатеи современные – какие-то неправильные богатеи.
Все мы слышали избитую истину о том, что, мол, скорее верблюд пройдет в игольное ушко, чем богач попадет в Царствие Небесное. Ха-ха-ха! Какая устаревшая мысль. Конечно, можно сказать, что деньги служат всего лишь бумажной репрезентацией чьего-то раздутого косного «я», а вот Царствие Небесное, с другой стороны, олицетворяет собой полный отказ от личного «я». Конечно, можно сказать. Да кому интересно это выслушивать, когда вокруг такие образцы для подражания...
Время придумало новый тип русского человека: «покупатель всего». Он идет по жизни, будто скучающий режиссер, как по магазину, где на полках разложены футбольные клубы, яхты, выставочные залы, и на все имеет полное право. Главное, он знает, на какой полке что лежит, – подходит и берет.
У «покупателя всего» продается и покупается все. Но ему всегда чего-то не хватает. Он в любой момент готов вслед за Станиславским придурошно заорать «Не верю!». Он носится по рядам вселенского универмага в поисках специальных, скроенных по особому образцу религий, которые убедят его в существовании вечной жизни или, по крайней мере, придадут хоть какой-то смысл самим деньгам. Он не может без смыслов, потому что он к тому же идеалист, и нужно ему совсем немного: совершенство. Печально лишь то, что в понятие «совершенство» не укладывается девяносто девять процентов России.
Представитель среднего класса пытается расширить границы внутреннего мира и обезопасить сферу приватного, и здесь обнаруживается парадокс российской идентичности. Мы себя привыкли сравнивать со всеми, кто впереди, чтобы самим было приятно.
«Тюменская область
...больше на Францию она ничем не похожа».
Было бы идеально, если бы каждый человек пытался утешить себя самыми нелепыми способами, чтобы он, к примеру, говорил себе: «Твое личное горе – ничто в сравнении с катаклизмами мировой истории. Твои любовные печали – ничто в сравнении с падением ВВП России. Твой семейный бюджет – так, заусенец, рядом с долгом Отечества какому-нибудь западному сообществу и т. д.».
Ах, как все несправедливо. Надо что-то делать. Может успокоиться и примириться? Может написать «Муму-2»? С подтекстом типа: «Нет, я очень обижен, чтоб им, паскудам, стыдно стало, насыплю-ка я на голову побольше пепла».
Бродит человек по улицам, пытается собрать мысли в кучу и понять: как же это началось? когда же это закончится? В голове грохочет барабан. Во рту какая-то мерзость. Вокруг глаз мешки для этой мерзости. Сами глаза выпучиваются, как лампочки. Что же, есть чем освещать путь.
Вперед, наш человек, иди искать себя! Бонусом будет тебе бесплатный бигмак, если найдешь его в темноте призывов к обогащению.
Какие можно сделать выводы? Да никаких!
Хотя, может, парочку.
Вот первая мыслишка. Сегодня идея честной России стала чем-то вроде не то куклы, не то домашнего животного.
Произнеся такое, наш человек непременно устыдится, а потом вдруг открывает старую вожделенную мудрость, над постижением которой бились все физики, биологи и землепроходцы: «Мы выживаем, потому что притворяемся, что все в порядке!»
Поэтому, видимо, мы так любим произносить пышные слова о былом величие России. Или о ее светлом будущем.
Зимбабвийская коррупция в России
Международная организация Transparency International обнародовала очередной коррупционный рейтинг государств. Россия в нем оказалась на одном из худших мест в мире. Ежегодный рейтинг составляется на основе опросов экспертов и бизнесменов 180 стран мира. По итогам опросов вычисляются баллы так называемого индекса восприятия коррупции (ИВК). Чтобы быть признанной самой некоррумпированной, нужно набрать 10 баллов ИВК. Но таких стран попросту не оказалось. А высший балл в 9,4 пункта в этом году набрала Новая Зеландия, которая, таким образом, и стала считаться наименее взяткоемким государством мира. Россию с 2,2 балла поставили на 146-е из 180 возможных мест. Мы разделили его с Камеруном, Украиной, Эквадором, Кенией, Сьерра-Леоне и Зимбабве.
Если говорить в абсолютных цифрах, то специалисты Transparency International оценили рынок коррупции в России в 300 миллиардов долларов. Здесь же они отчасти объясняют причины этого: уровень коррупции в России заметно рванул вверх, и если два года назад средний размер бытовой взятки составлял 8 тысяч рублей, то сейчас он вырос до 27 тысяч...
Замучаешься цитировать и ссылаться, поэтому только факты: откаты в строительном бизнесе по подрядам Министерства обороны во время Первой чеченской войны доходили до 80 % от суммы договора. Откат – вид взятки организации должностному лицу, принимающему решение о расходовании денежных средств этой организации; уплачивается от суммы расходуемых средств. Впрочем, в современной России только самые малые дети нуждаются в пояснении, что такое откат.
По словам председателя Национального антикоррупционного комитета Кирилла Кабанова, в 2008 году объем коррупционного рынка в России составлял $ 350 млрд в год. Эта сумма превышает доходы федерального бюджета и достигает 27 % ВВП. По сравнению с 2006 годом, когда коррупционный оборот составил около $ 250 млрд, к 2008 году он увеличился почти в полтора раза. В Москве ежедневно отмывается 5 млрд рублей. По оценке Всемирного банка, среди 20 крупнейших по населению стран мира только в Нигерии и Бангладеш ситуация с коррупцией хуже, чем в России.
Как известно, когда историка и писателя Н. М. Карамзина спросили о том, как обстоят дела в России, он ответил кратко и исчерпывающе: «Воруют».
«Все кругом хапает, ворует, производит растраты, теряет даже сознание того, что свое и что чужое», – писал Петр Боборыкин в романе «Китай-город».
Повторим цитату Александра Дюма, который с интересом живописует русские нравы: «Сами русские рассказывают о неслыханном воровстве, совершенном администрацией. Особенно военной». Самое удивительное, по мнению француза, что все знают об этом воровстве: «Знают и воров, а все-таки воры продолжают воровать, и воровство становится все более явным.
Мы говорим здесь не о мелких кражах, состоящих в том, чтобы стащить платок, табакерку или часы. Мы говорим о тех огромных кражах, которые не только обогащают вора, но и придают ему благородство и которые хорошо воспитанные люди называют спекуляцией».
По уверению Дюма, в России выгоднее всего спекулировать крупным рогатым скотом. В подтверждение своих слов он рассказывает следующую историю.
Во время войны в 1853 году рота солдат шла из Нижнего Новгорода в Крым. Командовавший ею капитан получал 120 рублей в день на покупку быка в солдатский котел. Он купил быка в Нижнем. Каждый раз, когда кто-нибудь из высшего начальства встречал роту, командиру задавали один и тот же вопрос: «А что это за бык, капитан?» Следовал полный достоинства ответ: «Я купил этого быка сегодня утром. Вечером мои солдаты его съедят». И генерал или полковник говорили: «Очень хорошо, капитан».
Но как бы не так! Вечером капитан вел свою роту ужинать: солдаты ели какую-то дрянь, приправленную свечным салом. Дело кончилось тем, что бык прибыл в Крым живым и здоровым; он был жирнее всех солдат в роте, потому что во время похода он один наедался досыта. Мало того, он был в таком прекрасном состоянии, что, добравшись до Крыма, капитан продал его на треть дороже, чем этот бык ему стоил.
Во время всего пути капитан получал деньги на покупку быка на каждом переходе; всего он должен был купить 150 – 160 быков, так что неплохо нажился. И солдаты даже не думали жаловаться. Дюма поясняет: «Надо иметь в виду, что в России есть такое правило: подчиненный никогда не может быть прав перед своим начальником».
Англичанин Джайлс Флетчер рассказывал о том, что уже в XVI веке власть имущие вели себя по отношению к простому люду не по-божески: «Кроме податей, пошлин, конфискаций и других публичных взысканий, налагаемых царем, простой народ подвержен такому грабежу и таким поборам от дворян, разных властей и царских посыльных по делам общественным... что вам случается видеть целые деревни и города, в полмили или в целую милю длины, совершенно пустые, народ весь разбежался по другим местам от дурного с ним обращения и насилий...»
А страх перед произволом, как вы понимаете, отнюдь не способствует развитию мелкого бизнеса: «Чрезвычайные притеснения, которым подвержены бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни. Если же у кого и есть какая собственность, то старается он скрыть ее, сколько может, иногда отдавая в монастырь, а иногда зарывая в землю и в лесу, как обыкновенно делают при нашествии неприятельском. Этот страх простирается в них до того, что весьма часто можно заметить, как они пугаются, когда кто из бояр или дворян узнает о товаре, который они намерены продать».
Зачем наживать, зачем зарабатывать, если все труды могут в один момент пойти прахом? «Вот почему народ (хотя вообще способный переносить всякие труды) предается лени и пьянству, не заботясь ни о чем более, кроме дневного пропитания, – уверяет Флетчер. – От того же происходит, что произведения, свойственные России (как то: воск, сало, кожи, лен, конопля и проч.), добываются и вывозятся за границу в количестве, гораздо меньшем против прежнего, ибо народ, будучи стеснен и лишаем всего, что приобретает, теряет всякую охоту к работе».