Божества древних славян
Шрифт:
Сюда прискакал одетый в латы муж
На каменном коне:
Он принес деревьям
листья
,
Любезной земле –
зеленую траву
.
Или:
Кто прискакал сюда
На темно-сером коне:
Кто принес деревьям
листву
,
Земле –
зеленый клевер
?
[874]
Этот
В буковинской рождественской песне св. Никола, св. Юрий и Господь трубят в трубы:
Як затрубив св.
Юрий
Вси лиса си зазеленили.
[875]
В Малой Руси говорят о св. Георгии:
Святый Юрий по полю ходить, хлиб жито родить.
[876]
Там же встречаем божество, называемое Урай, – очевидно, искаженное наименование Юрия. В посвященной ему песне, он спрашивает у матери своей ключи (ср. предыдущую белорусскую песню) для отмыкания неба:
Та
Урай
матку кличе:
«Та подай матка ключи,
Одимкнути небе,
Выпустити росу
,
Дивоцкую красу».
[877]
Последние два стиха находятся в связи с весьма распространенным между всеми славянами верованием в целебную и укрепляющую силу росы, выпадающей в Юрьев день. Катаются по полю, увлажненному росой; девушки умываются юрьевской росой для сохранения красоты; малоруссы выводят ею бельмо у скотины, произнося при этом приведенный выше (стр. 321) заговор, начинающийся словами: «Ехав Юрий на белом коне» и т.д. В Червонной Руси верят, что выгон скота на Юрьеву росу предохраняет его от порчи ведьм[878]. У малоруссов, вследствие приписываемого ему свойства отмыкать весною землю или небо, св. Юрий называется ключником. В вышеупомянутой песне скопцов (стр. 320) «Батюшка Искупитель», описываемый по образцу св. Георгия, изображается так:
Уж на том ли на храбром на коне
Искупитель наш покатывает,
Он катается со
златыми ключами
,
По всем четырем сторонушкам.
[879]
Ключником, отмыкающим землю и небо, изображается св. Георгий и в песнях западных славян; так в моравской весенней песне спрашивают Морену, богиню зимы (владевшую ключами от земли во время зимы), кому она дала ключи. Она отвечает:
Dala jsem jich, data sv.
Jir'imu
,
Aby n'am otevrel zeienu travinu,
Aby trava rostia, trava zelen'a.
[880]
(Далаяих,
Чтобы он отомкнул зеленую траву,
Чтобы трава росла, трава зеленая.)
Или:
Dala jsem jich, dala svat'emu
Jir'i
,
Aby otevrel do nebe aver'i,
Vselijak'e kv'it'i kde on r'aeil j'it'i.
Дала я их, дала св. Юрию,
Чтобы он отворил двери неба,
(И даровал) всяких цветов по своему пути.
Как малоруссы, так и мораваие называют, поэтому, св. Георгия ключником:
Klicnice z nebe,
My pros'im tebe,
Az budem z'iti,
Otevri n'am nebe!
..
[881]
(Ключник небесный,
Мы просим тебя,
Когда будем жать,
Отомкни нам небо !.)
Св. Георгий во всех этих случаях (кроме последнего, где речь идет о ясном небе, необходимом для успешной жатвы) является уже как бы представителем небесной влаги, но следует, кажется, видеть в акте отмыканил им земли и небес, т.е. подаяния плодоносной росы и растительной зелени, не более, как действие теплых лучей весеннего солнца, освобождающих связанные зимней стужей небо и землю от зимних оков, что именно и выражается в даваемом святому эпитете «водопас», т.е. способствующий вскрытию рек, в Пермском крае[882], «водонос» – в том же смысле у белоруссов[883], наконец, как мы видели выше, «ключник» – у малоруссов и мораван. Специальными же представителями влаги служат другие святые.
У Каченовского находим · целую серию болгарских песен на Юрьев день, в которых «света Дёрде» или «Гёрги» изображается объезжающим на коне границы полей или шествующим по межам: он с участием смотрит на поля и искренно радуется, если всходы хлеба на них хороши, или же горько опечаливается, роняет «белы сьлзи», если не видит надежды на урожай[884].
Как бог жаркого, «припекающего» солнца, способствующего созреванию плодов и обусловливаемому тем изобилию и богатству, св. Юрий является у белоруссов под названием «Рай» («Раёк»), в котором нельзя не узнать сокращенного имени названного выше (стр. 327) малорусского «Урая» (Юрия) – ключника. Его приглашают зайти в дом или на двор, взглянуть на хранящееся в нем добро, отчего ожидается счастье и обилие дому:
а) Ишоу
Раёк
дорогою,
Рано, рано!
[885]
Дорогою широкою.
Нихто Раю не просиць,
Просиць яго мой Потапочка:
«Мое гумно вяликая,
Пираплеты высокие,
Ёсь гдзе
Богу
посядзеци,
Мойго добра поглядзеци:
Одного житнаго,