Божественная сила
Шрифт:
Экран заполнило лицо Оппенхеймера. Эд видел его впервые со времени вчерашнего допроса. Оппенхеймер сказал:
— Да, сэр.
— С этой минуты вы отвечаете за выяснение прошлого Таббера, — сказал Эд. — В качестве отправной точки у нас есть данные о его учебе. Он получил академическую степень по экономике в… минутку… — он обернулся к Мак-Корду. — Какой колледж?
— Гарвард.
Эд Уандер посмотрел на него с упреком.
— Ну конечно, это не мог быть какой-нибудь дурацкий колледж библейского толка. Непременно Гарвард!
Он повернулся обратно к Оппенхеймеру.
— В Гарварде.
— Понял, — сказал Оппенхеймер. — Слушаюсь, сэр.
Его лицо исчезло с экрана.
— Ну, ты даешь, — сказал Базз. — Эд, у тебя появились замашки настоящей большой шишки.
— Если вы интересуетесь Джошем Таббером, — сказал несколько заинтригованный Мак-Корд, — вы в Гарварде много не найдете. Он там получил только академическую степень. Насколько я помню, докторат он заработал в Сорбонне, и, если не ошибаюсь, до того учился либо в Лейдене, либо в Гейдельберге. По-моему, изучал классическую философию.
— Философию? — повторил Эд Уандер.
— Приоритеты этического гедонизма, как мне помнится, — подтвердил Мак-Корд.
Базз допил содержимое своего стакана одним отчаянным глотком.
— Гедонизм! — сказал он. — И Таббер. Типа ешь, пей и веселись, потому что завтра все помрем, да?
— Ну, знаете ли, гедонизм более серьезное учение, — сухо заметил Мак-Корд. — Вкратце: Эпикур учил, что человек не только действительно стремится к наслаждению, но, более того, ему следует так поступать, потому что наслаждение — это единственное, что есть хорошего. Однако существенным является его определение наслаждения…
— Ладно, — сказал Эд. — Значит, Таббер расширил свой кругозор, изучая философию. Послушайте, профессор, я передам вас в руки моих ассистентов, которые запишут все, что вы вспомните о Таббере, а также все, что вы можете сказать о либанах, колдунах-знахарях, заклинаниях и проклятиях.
Когда профессор ушел, Эд взглянул на Базза, а Базз на Эда.
Через некоторое время Эд включил экран и сказал:
— Майора Дэвиса.
Когда появилось лицо Дэвиса, Эд сказал тоном упрека:
— Ленни! Этнологи, конечно, ученые, но они не знают, что такое проклятия. Найдите нам таких ученых, которые в этом разбираются. Возьмитесь за это всерьез, Ленни. Нам нужны результаты.
Майор Леонард Дэвис тоскливо посмотрел на него, открыл рот, собираясь очевидно запротестовать или, по крайней мере, пожаловаться, но поразмыслил и закрыл его.
— Слушаюсь, сэр, — сказал он. — Ученых, которые знают, что такое проклятие.
Его лицо исчезло.
— Ты быстро делаешь успехи, — одобрительно
Они еще некоторое время смотрели друг на друга.
Наконец Эд включил экран и сказал:
— Соедините меня с Джеймсом С. Уэстбруком. Он живет к югу от Кингсбурга.
— Да, сэр, — сказала Рэнди, и через несколько мгновений на экране возникло лицо Джима Уэстбрука.
— Привет, Крошка Эд, — сказал он. — Прошу прощения, я жутко занят. Если ты не против…
Эд Уандер пропустил его слова мимо ушей.
— Послушай, когда мы в прошлый раз говорили о чудесах, ты сказал, что в них веришь. То есть, что ты веришь в существование явлений, которые нельзя объяснить при помощи нынешних научных знаний.
У Джима Уэстбрука на экране был такой вид, будто он торопится, но он все же ответил:
— Я рад, что ты стал выражаться точнее, приятель. Мне не нравится термин чудо.
— Ладно, послушай, ты веришь в проклятия? — спросил Эд. Он ждал, что собеседник станет отрицать.
— Разумеется, — сказал Уэстбрук. — Я немного занимался этим вопросом.
— Я говорю не про эти колдовские штучки, когда жертва убеждена, что заболеет, раз колдун наложил на нее заклятие — ну и в результате, естественно, умирает. Я имею в виду…
— Я действительно тороплюсь, — сказал Уэстбрук, — но… Послушай, приятель, колдуну не приходится убеждать жертву в том, что она будет жертвой. Жертва убеждается потому, что она на самом деле заболевает. Я пришел к выводу, что предзнаменования — это что-то, с чем не стоит шутить. Они не зависят от веры или суеверий, ни со стороны жертвы, ни со стороны практикующего. Точно так же, как ивовый прут, он же «волшебная лоза», работает у людей, которые совершенно убеждены, что он не сработает.
— Продолжай, — сказал Эд.
— Проклятия осуществляются таким же образом. Я это обнаружил на одной вечеринке в канун дня всех святых. Если хочешь испытать, ну, назовем их так, необычные эмоциональные переживания, постарайся представить себе, как снять проклятие, про которое ты не веришь, что ты сможешь его наложить, потому что проклятий вообще не существует — только бедная жертва уже основательно проклята, а ты ничегошеньки не знаешь о проклятиях. Приятель, это раза в три хуже, чем гипнотизер-любитель, который ввел кого-то в транс, навел постгипнотическое внушение, а теперь не может его отменить. По крайней мере, по гипнозу есть книги в библиотеках, из которых можно вычитать, как поступать в таком случае. Но попробуйте найти в книгах, как отменить проклятие кого-то, кого ты случайно, и сам в это не веря проклял. Приятель, это дело такого же рода, как «Я не знал, что ружье заряжено!»
Джим Уэстбрук хотел сказать что-то еще, но бросил взгляд на часы.
— Послушай, Крошка Эд, у меня больше нет времени разговаривать с тобой о заклятиях.
— Это тебе кажется, — ухмыльнулся Эд.
Уэстбрук нахмурился.
— Что это должно значить, приятель?
Эд радостно сказал:
— Ты только что поступил на работу, которая состоит в том, что ты отболтаешь себе весь язык, рассуждая обо всех аспектах проклятий, которые тебе известны.
— Ты бы лучше навестил врача, Крошка Эд, — сказал его собеседник. — Пока.