Божественное правосудие

Болдаччи Дэвид

— Да нет у него документов, — подал голос Лерой. — У него вообще ни фига нет. Он даже не говорит — только хрюкает.

Фэбээровцы сгрудились перед Стоуном, внимательно разглядывая эту ошибку природы.

— Он работает у вас?

— Ну да. Уже четыре месяца. Ничего себе работник, выносливый. И просит немного — полный пансион, да, в общем, и все. Вот только хромой, по лестницам ему трудно. Обычно таких считают нетрудоспособными.

Мельком взглянув на искривленную увечную ногу, агенты уставились на очкастое лицо Стоуна, заросшее клочковатой бородой.

Один из федералов

потребовал:

— Ваше имя?

Стоун то ли простонал, то ли правда хрюкнул что-то и сделал несколько резких и бестолковых движений рукой, будто пародируя приемы карате.

— Язык глухонемых вроде как, — устало пояснил Лерой. — Я в нем не секу, потому и не знаю его имени. Просто зову: «Эй, чувак», — и показываю, что делать. Для работы хватает. Мы ж не кардиохирурги — нам все больше дерьмо грузить.

— Объясните ему, чтобы поднял штанину на этой своей… ходуле, — потребовал агент.

— Это еще на кой?

— Объясните!

Лерой объяснил: закатал свою собственную штанину.

Стоун кое-как изогнулся и с явным усилием повторил действия Лероя.

При виде уродливого шрама через все колено мужчины смущенно отвели глаза.

— Ну и ну! — вырвалось у Лероя. — Так вот почему…

Фэбээровец махнул Стоуну.

— Хватит, все ясно.

Стоун и не предполагал, что когда-нибудь скажет вьетнамцам спасибо за рваную штыковую рану. Выглядела она намного страшнее, чем была на самом деле, — полевой хирург оперировал его в джунглях прямо на земле под минометным обстрелом. Там трудно ждать от врача твердости руки и четких движений.

— Мы с Лероем здесь выросли, — нарушил молчание шериф. — Я был центровым, а он куортербеком, когда футбольная команда нашей школы стала чемпионом округа. Сорок лет назад… Да… Так вот, Лерой и мухи не обидит, не то что человека. Ну, а этот… сами видите, — кивнул он на Стоуна, — винтовку в руках просто не удержит.

Фэбээровец вернул Лерою удостоверение.

— Чисто, — разочарованно бросил он, взглянув на коллег.

— Куда направляетесь? — спросил другой агент, указывая на загруженный наполовину пикап.

— В это время дня и в это время года я всегда направляюсь в одно и то же место. Сейчас мы развезем дрова тем, у кого нет времени заготавливать их самостоятельно. Затем спустимся на пристань. На лодке тоже есть чем заняться. Может, даже выйдем в море, если погода наладится.

— Так у вас и лодка есть?

Лерой комически подмигнул шерифу.

— Ага, крутая яхта. Мы с приятелем, — он ткнул пальцем в Стоуна, — обожаем раскатывать на ней по заливу и на ходу ловить крабов за задницу. Все знают, что этого дерьма здесь как грязи.

— Кончай молоть, Лерой, пока не доигрался, — осадил его шериф. — Дело серьезное.

— Охотно верю, — сменил тон Лерой. — А раз у вас, парни, убийство, не тратьте зря время. Мы ровным счетом ничегошеньки не знаем.

— Не видели, кто-нибудь проезжал здесь утром?

— Ни одной машины, пока вы, родимые, не свалились. А мы встали еще затемно.

Хромая, Стоун заковылял к пикапу укладывать дрова.

Агенты переглянулись.

— Поехали…

Через минуту их и след простыл.

Лерой зашел с другой стороны машины

и тоже стал грузить. «Кого там еще грохнули? — бормотал он себе под нос. — Важная шишка, говорят. Да этих шишек по жизни как собак… Все под Богом ходим».

Оливер издал протяжный звучный стон.

— Чувак, — осклабился Лерой, — ничего разумнее за все утро не слышал.

Когда они к вечеру закончили работу, Стоун жестами объяснил, что уходит. Лерой, похоже, воспринял это с облегчением.

— Удивительно, что ты вообще так долго продержался, чувак, — сказал он и отсчитал несколько замусоленных двадцаток.

Взяв деньги, Стоун похлопал Лероя по спине и захромал прочь.

Собрав рюкзак, он вышел на шоссе и автостопом поехал до Вашингтона в кузове пикапа — водитель не захотел пускать грязного пассажира в теплую кабину. Стоун не возражал. Это давало возможность спокойно все обдумать. А поразмыслить было над чем. Сегодня утром, всего лишь за час, он убил двух известнейших в стране людей. Заметая следы, швырнул в океан винтовку, а затем и сам прыгнул туда с обрыва…

Водитель грузовика высадил его в районе госдепартамента, откуда Стоун отправился к своему коттеджу на кладбище «Гора Сион».

Ему надо было оставить письмо.

Еще надо было кое-что забрать.

А затем предстояло отправиться в путь. Его «альтер эго» — Джон Карр — теперь уже окончательно умер.

И очень высока вероятность того, что Оливер Стоун последует сразу за ним.

ГЛАВА 2

Мрак, окутавший коттедж, надежно скрывал могилы; виднелся лишь пар от дыхания, медленно растворявшийся в холодном воздухе. Пристальный взгляд Стоуна обшаривал каждый закоулок кладбища. Он не мог позволить себе сейчас ни малейшего прокола. Конечно, глупо было здесь появляться — но верность, по его убеждению, не предмет выбора, а долг. Таков уж он есть. Хоть это у него не отнимешь.

С полчаса Стоун стоял у ограды, пытаясь определить, нет ли здесь чего необычного. Первые два месяца после его исчезновения дом проверяли. Он это точно знал, поскольку выследил проверяльщиков. После четырех месяцев отсутствия хозяина они могли и оставить свое бесполезное занятие, но это вовсе не означает, что они сюда больше не вернутся. После утренних событий вернутся наверняка. Чем выше общественный статус жертвы, тем усерднее ведется сыск. В скором времени явится целая армия копов.

Удовлетворенный наконец результатами наблюдения, Стоун, пригнувшись, медленно двинулся вдоль задней ограды кладбища. Подкрался к большому надгробию и рывком сдвинул его с места. Под постаментом обнаружился вырытый в земле тайничок. Достав оттуда небольшой контейнер, Стоун спрятал его в рюкзак и вернул камень на место. Затем почти нежно беззвучно похлопал по надгробию. Имя лежащего под ним давным-давно стерлось. Стоун, изучая списки захоронений, выяснил, что здесь место упокоения некоего Сэмюеля Вашингтона, бывшего раба, отдавшего жизнь за освобождение своих собратьев. Он чувствовал некоторое духовное родство с этим героем Гражданской войны. Кто-кто, а Стоун, в определенном смысле, хорошо знал, что значит потерять свободу.