Божественные истории
Шрифт:
— Пер… Персефона? — хрипло выдавил он.
— Да, да, — я смахнула оставшийся снег с его лба. — Идём. Я вытащу тебя отсюда.
— Нет, — его взгляд слегка прояснился, он стиснул зубы и попытался отодвинуться от меня. Но он всё ещё был слишком слаб, а я не собиралась его отпускать. — Ты… должна…
— Что я должна? Бросить тебя здесь?
— Я заслужил это, — он рухнул на меня. — Пожалуйста.
— Нет, ты не заслуживаешь такого. Никто не заслуживает.
— Неправда. Я… причинил… боль тебе. Афродите. Вашим семьям, — он сделал судорожных вдох, кровь продолжала
Внезапно раздался рёв, и огромный белый медведь вышел из снежной пелены. Он скалился, шерсть была в красных пятнах. Он попытался расцарапать меня когтистыми лапами, но это не причинило мне вреда. А я больше не допущу, чтобы Адонис пострадал.
— Убирайся, — приказала я. — Я царица Подземного мира, и ты обязан мне подчиниться.
Медведь снова взревел, поднимаясь на задние лапы.
— Прошу, оставь меня… — прошептал Адонис, но я только притянула его к себе.
— Нет, — в моём голосе звучало отчаяние. — Ты не заслуживаешь такой участи. Это была не твоя война, слышишь? Пожалуйста… Ты можешь выбрать условия получше. Ты контролируешь эту реальность.
Медведь снова напал, на этот раз его когти рассекли моё лицо. Я закричала, но не от боли, не от страха, а в гневе. На себя, на Афродиту, на это чёртово место… Нет, Адонис не может провести здесь остаток вечности. Не может.
С этой мыслью я перенесла его из его участка в Подземном мире во дворец, оставив медведя позади. С нас посыпался снег, когда мы приземлились в тронном зале. Адонис в моих руках застонал. Его раны мгновенно зажили, и краски вернулись на его лицо — он казался почти живым, но лицо всё ещё кривилось от боли.
— Персефона, — Аид вскочил с трона. — Что ты творишь?
— Он истязал себя, — пояснила я, помогая Адонису сесть. Его лицо ничего не выражало — он даже не удивился тому, что внезапно оказался во дворце. Немногие души понимают, где они оказались, но Адонис-то должен знать.
— И ты вытащила его из его посмертия?
Я обхватила Адониса руками, защищая.
— У меня не было выбора.
— Это был его выбор.
— Медведь раздирал его на куски посреди метели, — выпалила я. — Мне всё равно, что говорит его религия. Что он сделал, чтобы заслужить такое?
Аид оставался до жути равнодушен.
— Человек имеет право верить, что интрижка даже не с одной, а с двумя замужними богинями может быть вполне достаточным основанием для вечного наказания.
— С ним я счастлива, — слова давались с трудом, я, как могла, цеплялась за Адониса. Я не уступлю Аиду, только не в этом вопросе. — Мы должны это как-нибудь исправить.
— Ты знаешь правила. Если смертный не просит нас направить его, то мы не вмешиваемся в его загробную жизнь.
— Мне плевать на твои грёбаные правила! Адонис важен для меня.
— А я? — тихо спросил Аид. Боль, ослабшая за тысячелетия относительного мира между нами, промелькнула на его лице. Первый намёк на эмоции на его лице за последние несколько месяцев. — Ты просишь меня пойти против своих же
— Я прошу тебя поступить правильно. Ты когда-то говорил мне, что больше всего на свете хочешь, чтобы я была счастлива. Это всё ещё так?
Молчание. Долгая пауза и кивок.
— Я счастлива рядом с Адонисом. Счастливее, чем с тобой, Гермесом и кем-либо ещё. Не потому что он красив, но потому что мы две половинки одного целого. Я нашла своего человека, Аид. И мне жаль, даже словами не могу описать, как сильно мне жаль, что это не ты. Но так уж получилось, что это Адонис. И я готова пожертвовать всем, чтобы с ним всё было хорошо. Даже если это означает, что я никогда больше его не увижу. Моё сердце будет разорвано на миллионы кусочков, но я готова пойти на это, чтобы спасти его, — я помедлила. — Пожалуйста. Я умоляю тебя… Сделай что-нибудь.
Аид закрыл глаза. Его лицо исказилось. Впервые я увидела, чтобы он был на грани того, чтобы проронить слезу. Он долго ничего не отвечал. Гермес переводил взгляд с него на меня, словно не мог решить, стоит ли ему вмешаться.
— Прости, — слабым, измученным голосом ответил Аид. — Ты не хуже меня знаешь, что ничего нельзя сделать. Единственный, кто может что-либо изменить, это сам Адонис.
— Тогда… тогда как заставить его изменить решение? Можем ли мы вразумить его? Объяснить, что это моя вина, а не его? Может, ты мог бы… простить его или…
Аид отвёл взгляд, свет факелов отражался в его увлажнившихся глазах.
Нет, он не простит Адониса. Моё лицо загорелось от стыда за то, что я вообще могла такое предположить. К тому же не Адонис провинился перед ним. А я.
Я коснулась носом шеи Адониса, укачивая его на своих руках. Я не могу вернуть его обратно. Я готова отказаться от всего: от свободы, от люди, от собственного существования, лишь бы только он никогда туда не вернулся. Но что мне сделать, чтобы он перестал считать себя виноватым?
— Прости, — прошептала я. — Прости, что не могла быть рядом. Но прошу тебя, не делай этого. Умоляю… Разве нет ничего, чего бы ты хотел больше, чем наказать себя?
Он взял меня за руку, поглаживая большим пальцем мою ладонь.
Меня. Он хотел меня. Даже посреди той пурги он позвал меня, позволил мне спасти его, когда, казалось бы, это уже было невозможно.
У меня в голове мелькнула идея — настолько абсурдная, что я тут же её отмела. Но она возвращалась снова и снова, не давая мыслям утечь в другом направлении, закрепившись на месте и отказываясь уходить.
Это же безумие. Даже говорить не о чем. Я пыталась придумать что-нибудь адекватное, но та идея не давала мне покоя.
Я могу это сделать, если получу разрешение Совета. Это перевернёт всё, и пути назад не будет. Но если всё получится — если Адонис любит меня так же сильно, как я его, — этот бредовый план может сработать.
— Гермес, — я старалась, чтобы мой голос звучал твёрдо, насколько это возможно в моём нынешнем состоянии. — Можешь отвести Адониса в одну из гостевых комнат и побыть с ним? Мне нужно поговорить с мужем наедине.