Божественные истории
Шрифт:
И что мне ему сказать? Что я подглядывала за ним и Афродитой? Что он самый красивый мужчина на свете? Что меня пленила его улыбка, этот его внутренний свет, тепло и любящее сердце… что я хотела кусочек этого счастья себе, пускай даже крошечный?
Да-да, конечно. В любовь с первого взгляда верила Афродита, не я.
Не стоило мне приходить.
Но при мысли уйти от него и вернуться в Царство мёртвых сердце протестующе сжалось. Я его совсем не знаю, но в то же время, чем больше смотрю, тем ближе он мне кажется. В его голубых глазах я видела всё,
— Ты просто что? — его голос прозвучал мягче, словно он тоже почувствовал это притяжение, которое испытывала я. Может, так и было. А может, это очередная уловка Афродиты с целью унизить меня на глазах у всех.
Я должна была уйти. Или придумать какую-нибудь нормальную причину, почему я здесь. Я сделала глубокий вдох, перебивая варианты. Их было не так уж много. Мне было проще броситься в бездонную пропасть Тартара, чем уйти от него.
— Ты показался мне… одиноким, только и всего. Прости. Тебе нечего бояться.
Он внимательно смотрел на меня. Небо за его спиной постепенно окрашивалось в фиолетовый. Он расслабился.
— Нужно хорошо знать, что такое одиночество, чтобы заметить его в других.
— Да, точно. Ну, не так уж много желающих рвутся на мои вечеринки в Подземном царстве.
Мои слова вызвали у него улыбку — такую же притягательную, как ту, что он подарил Афродите. Может, даже сильнее, потому что она предназначалась именно мне.
— Я Адонис, — он шагнул ко мне и, поколебавшись мгновение, взял меня за руку, чтобы поцеловать костяшки. — Боюсь, я не знаю, как правильно обращаться к королеве.
— Мы не в моём царстве, — отмахнулась я. — Зови меня просто Персефона.
Строго говоря, это не было правдой. До весны ещё оставался месяц, обязанности царицы Преисподней всё ещё на мне, но Адонису об этом знать необязательно.
— Что ж, просто Персефона, для такого ничтожного человечишки, как я, огромная честь и радость познакомиться с такой красавицей.
Я зарделась.
— Да ладно тебе. Я же знаю, что ты знаком с Афродитой.
— И всё же я сказал правду.
Неудивительно, что он так понравился Афродите. Он мог очаровать даже Цербера.
— Ты живёшь где-то поблизости? — спросила я, и он кивнул.
— Афродита привела меня сюда, чтобы защитить. От чего именно — боюсь, не знаю.
Я знаю. Одного взгляда на Адониса достаточно, чтобы понять, что Афродита боится, как бы кто его не увёл.
— А где на самом деле твой дом? Твоя семья?
Он пожал плечами и взял меня за руку так просто, будто каждый день так делает.
— У меня их нет.
— Ох, мне жаль.
Адонис покачал головой, и его золотые кудри упали на глаза.
— Не стоит. Тем больше времени, чтобы провести его с тобой. Я не знаю, едят ли богини. Могу я пригласить тебя на ужин?
Мне стоило отказать. Аид заметит, что меня долго нет, а я обещала самой себе, что никогда больше не обману его. Но рядом с Адонисом я словно бы парила: один взгляд, одна улыбка — и всё плохое исчезало. Этого ощущения мне сильно не хватало с тех пор, как
— Да. Думаю, я могла бы задержаться на ужин.
Он просиял и мазнул губами по моей щеке. Место, куда он меня поцеловал, горело.
Адонис повёл меня к лесу, я крепко держала его за руку. Ничего страшного, если я пропущу один вечер с Аидом. Я компенсирую это, задержавшись на день весной в Подземном царстве или ещё как-нибудь. Но ничто — даже муки совести — не заставит меня сейчас уйти от Адониса.
* * *
Каждый вечер, после того, как мы с Аидом заканчивали наши дела, я приходила к Адонису. Иногда я оставалась на несколько минут, иногда — на несколько часов, всячески стараясь не пересечься с Афродитой. Но она всё реже встречалась с Адонисом, постоянно сетуя на то, что Арес или Гефест требуют её внимания. Адонис никогда не жаловался, а она не задавалась вопросом почему.
Хотя причиной тому была я. Время, проведённое с Адонисом, было самым счастливым, и судя по тому, как его глаза загорались при виде меня, он считал так же. Вместе мы гуляли по острову, держась за руки, и болтали обо всём. О моей жизни, о его, о роли Совета в жизни смертных — Афродита рассказала ему намного больше, чем нам разрешается говорить смертным, но оттого с ним было только про обещаться. Меня не сковывали никакие правила, ведь она уже все нарушила, а Адонису нравилось слушать мои рассказы о богах.
Смертные уже слагали легенды о моей семье — некоторые правдивые, некоторые приукрашенные, некоторые откровенно нелепые. Адонис с огромным удовольствием пересказывал их мне. Мы даже придумали игру: он изменял имена, а я должна была догадаться, о ком из моей семьи речь. Никогда в жизни я так громко не смеялась, как вместе с ним.
Но при этом я ни разу его не целовала. И хотя мы держались за руки, он не намекал на большее. Я всё равно не могла себе этого позволить, потому что зима ещё не закончилась. Это время Аида. То, что я сбегала на остров, само по себе уже было предательством. Нельзя усугублять ситуацию, каким бы привлекательным ни был Адонис.
Я безумно ждала прихода весны. Мы говорили о коттедже моей мамы и как мы можем построить свой собственный домик. У Адониса никогда не было своего дома — во всяком случае, такого, который он выбрал себе сам, — и его вдохновляла идея побывать в моей летней резиденции. По мере приближения весны я всё чаще представляла себе, как покажу ему свой дом и проведу с ним всё лето. Он же, в свою очередь, никогда не скрывал своего восторга от такой перспективы.
Эта была его лучшая черта — честность, открытость. После тысячелетия лжи и тайн моей семьи, которых не удавалось избежать даже в Подземном царстве, какое же облегчение не подвергать сомнениям каждое его слово. Он был самим совершенством. Даже если мы не могли стать кем-то большим, чем просто друзьями, это всё равно намного больше, чем я когда-либо смела мечтать.