Божественный яд
Шрифт:
Эксперт придвинул к себе чемоданчик и вытащил прозрачный пузырек, наполовину заполненный серым порошком.
— Можете передать Брауну, должно помочь, — уже серьезно закончил он.
— Дэнис Браун вчера скончался, — тихо проговорил Ванзаров.
— Какая жалость! — Лебедев сокрушенно покачал головой и спрятал пузырек обратно. — В таком случае, у меня для вас еще одна новость.
— Надеюсь, хорошая?
Лебедев полез в карман пиджака за блокнотом.
— Я сделал запрос в Медицинский департамент о случаях рождения гермафродитов за последние двадцать пять лет… — криминалист водил
— И что? — зевнул Ванзаров.
— Если помните, я говорил, что она принадлежит к так называемому полному ложному двунастию. Подобная аномалия встречается крайне редко. Так вот, за весь запрошенный период, если точнее — за последние двадцать пять лет, был зафиксирован только один подобный случай.
— Кто она? — спросил Ванзаров, мигом проснувшись.
— Не она, а он — Тихон Надеждин, 1875 года рождения.
— Позвольте, но почему — «он»?!
— Дело в том, что Тихон родился в тюремной больнице, на этапе у ссыльно-каторжной. Доктор, который принимал роды, был малограмотным и записал рожденного как мальчика. И лишь при повторном осмотре в возрасте пяти лет, выяснилась ошибка, но документы переделывать не стали! Вы представляете, до чего дошла наша бюрократия! — Лебедев торжествующе улыбался.
— Так, значит, Мария Ланге на самом деле…
— Да! Она — Тихон Надеждин! — эксперт хлопнул в ладоши. — Поэтому ее невозможно было найти по адресному столу! Нет никакой Марии Ланге! В женском платье ходил Тихон Надеждин! Вот так-то!
Ванзаров попытался мгновенно проанализировать ситуацию. Значит, убитая женщина имела паспорт мужчины и поэтому…
— А кто ее родители? — спросил сыщик.
— Отец — неизвестен. Как правило, безродным детям дают фамилию от имени матери… — Лебедев вновь глянул в свои записи, — а мать, некая Кабазева Надежда Константиновна. Проходила по делу «Народной воли», была членом террористической группы студентов «Свобода или смерть!», отличалась крайней жестокостью. Убила офицера Третьего отделения и покушалась на жизнь московского генерал-губернатора. Получила бессрочную каторгу. Пыталась покончить с собой из-за того, что охранник дал ей пощечину. Революционная кличка — Баска. Бежала с каторги в тысяча девятисотом году. До сих пор не поймана.
— Как ее имя? — спросил Ванзаров дрогнувшим голосом.
— Надежда… А что?
— Так что ж вы раньше молчали! — в отчаянии крикнул Родион Георгиевич.
— А что ж вы раньше не слушали! — закричал в ответ Аполлон Григорьевич. — Я вам со вчерашнего дня пытаюсь рассказать!
Задрожали звоночки телефона. Ванзаров схватил рожок.
— Слушаю! — опять крикнул он. — Так… так… понял… выезжаем немедленно… не упускайте его!
Сыщик бросил слуховую трубочку на крюк и выскочил из-за стола.
— Аполлон Григорьевич, мне понадобится ваша помощь! Скорее! Не отставайте! — на ходу кричал Ванзаров, срывая с вешалки пальто и выскакивая в коридор.
Джуранский нетерпеливо подгонял возницу. По пустым улицам дежурная пролетка неслась с бешеной скоростью. Но ротмистру и этого казалось мало. Он постоянно
От Офицерской до Эстляндской они домчались за десять минут. Еще подъезжая к солодовне, сыщик заметил одинокую фигуру, машущую руками. Не дожидаясь, когда пролетка остановится, филер побежал навстречу и прыгнул на подножку.
— Пять минут как вошел внутрь! — выпалил он. — Напарник пошел было за ним, но сторож ворота запер.
Теперь Ванзаров разглядел второго филера, сливающегося с заводской стеной.
— Ротмистр, вперед! — приказал Ванзаров.
Джуранский прыгнул в темноту, подскочил к воротам и стал дубасить по ним кулаком со всей своей нерастраченной силой.
— Кто там озорует? — послышался грозный голос сторожа. — Щас полицию кликну!
— Открывай немедленно! Сыскная полиция! — заорал ротмистр на всю улицу.
За воротами торопливо лязгнула щеколда.
Пожилой сторож с масляным фонариком — таким пользуются путейцы, — в накинутом на плечи тулупчике, перепуганно озирал ночных посетителей.
— Чего изволите, вашбродь? — он поднял фонарик, чтобы лучше видеть лица пяти мужчин в штатском.
— Куда пошел Роберт Эбсворт? — резко спросил Ванзаров.
— А его их благородия нам не докладывают. Сказали, есть надобность. Разве ж я не пропущу сынка хозяина! Взял у меня керосинку и пошел. А вам чаво надобно? — Сторож, хоть и выказывал почтительный страх, не сдвинулся с порога, заслоняя вход.
— Где бродильный цех? — Ванзаров начал злиться.
— Тама вон! — неопределенно махнул рукой сторож.
— Показывай дорогу! Быстро! — Джуранский выхватил у него фонарь.
Мутный лучик света бежал впереди. Старик вел по такой узкой и темной лестнице, что Родиону Георгиевичу то и дело приходилось опасливо хвататься за перила. Филеры и Лебедев со своим чемоданчиком не отставали ни на шаг. Джуранский нетерпеливо подталкивал сторожа.
Лестница внезапно кончилась — сыщик увидел огромное темное помещение.
— Пришли, извольте! — буркнул сторож.
— Смотрите! — прошептал Ванзаров, придвинувшись к Джуранскому.
Где-то там, вдалеке, виднелся слабый огонек керосиновой лампы. Пятнышко света медленно поднялось на высоту поднятой руки и, опустившись на уровне груди человека среднего роста, замерло.
— Быстрее, он сейчас начнет! — крикнул Ванзаров.
Джуранский бросился на огонек. За ним ринулись двое филеров.
— Стоять! Полиция! — рявкнул во все кавалерийское горло ротмистр. Эхо троекратно усилило крик.
Родион Георгиевич видел, как фонарик помощника быстро приближается к керосинке, выхватывая из темноты круглые бока бродильных емкостей.
Роберт стоял у полного чана, который завтра должен был пойти на розлив. Он уже открыл смотровое окошечко в крышке и приготовился совершить то, что ему повелел посланник великого бога Сомы. Юноша был счастлив, что сможет услужить светлому божеству. И хотя тело Роберта била дрожь, он улыбался и шептал молитву: