Божество реки
Шрифт:
Неподалеку я увидел старого сернобыка, который сидел на парализованных задних ногах, опираясь на прямые передние. Стрела торчала посредине его спины, и я понял, что наконечник перебил хребет. Я взял второй лук с подставки в колеснице и спрыгнул на землю. Когда подошел к покалеченной антилопе, она повернулась и посмотрела мне в глаза. Потом, собрав последние силы, самец пошел на меня, подтягивая за собой парализованные задние ноги. Его огромные черные рога мотались из стороны в сторону, но в глазах стояли слезы предсмертных мучений. Мне пришлось послать две стрелы ему в грудь, прежде
Когда я взбирался на колесницу, посмотрел на царевича. По щекам его текли слезы, а перемазанное кровью лицо скривилось от жалости к сернобыку. Он отвернулся от меня, чтобы скрыть слезы, но я гордился им. Тот не охотник, в ком нет жалости к дичи.
Я взял его за кудрявую головку и повернул к себе. Медленно и нежно обработал рану на лбу и повязал голову полоской полотна.
В ТУ НОЧЬ мы стали лагерем на равнине цветов, и их сладостный аромат наполнял темноту, перекрывая запах свежей крови. Луны не было, но звезды усеяли все небо. Холмы купались в их серебряном свете. Мы поздно засиделись у костров, наслаждаясь жаренными на углях печенью и сердцем сернобыка. Сначала царевич сидел у костра между мной и Таном, но воины и командиры изо всех сил старались привлечь его внимание. Он покорил их сердца, они звали мальчика к себе, и по их приглашению царевич стал переходить от одной группы к другой. Охотники следили за своей речью и шутками, чтобы не оскорблять юных ушей, и Мемнон чувствовал себя свободно в их обществе.
Большой шум подняли вокруг повязки у него на голове.
— Теперь ты настоящий воин, — говорили они, — как и все мы, — и показывали ему свои шрамы.
— Ты правильно сделал, разрешив ему пойти с нами, — сказал я Тану, пока мы с ним гордо следили за малышом от своего костра. — Это лучший урок, который можно дать молодому воину.
— Люди уже полюбили его, — согласился Тан, — а военачальнику нужны только две вещи. Одна — удача, другая — преданность войск.
— Нужно будет разрешать Мемнону участвовать в каждой охотничьей экспедиции, если это будет не слишком опасно, — решил я, и Тан ухмыльнулся.
— Предоставляю тебе возможность убедить в этом его мать. Кое в чем она не слушает даже меня.
На другом конце лагеря Крат учил Мемнона новому прилизанному варианту маршевой песни. У царевича был нежный чистый голос. Воины стали хлопать в ладоши, отбивая ритм, и присоединились к песне. Они громко протестовали, когда я попытался отправить царевича спать под колесницу, даже Тан поддержал их.
— Позволь мальчику остаться с нами подольше. — Только далеко за полночь мне удалось наконец завернуть царевича в одеяло из овчины и уложить спать под колесницу.
— Тата, а я когда-нибудь буду стрелять так же метко, как вельможа Тан? — сонно спросил он.
— Ты станешь одним из величайших военачальников нашей страны. В один прекрасный день мой резец создаст каменные обелиски в честь твоих побед, и весь мир узнает о них.
Малыш задумался, а потом вздохнул:
— Когда ты сделаешь мне настоящий лук? Настоящий, а не игрушечный?
— Как только ты сможешь натянуть его.
— Спасибо, Тата.
МЫ ТОРЖЕСТВЕННО вернулись к флотилии, и повозки наши были доверху загружены соленым и высушенным на солнце мясом сернобыков. Я ожидал, что госпожа моя будет сурово корить меня за похищение царевича. Уже приготовился защищаться и намеревался свалить все на широкие плечи вельможи Харраба. Однако укоры были мягче, чем я ожидал. Она назвала Мемнона плохим, непослушным ребенком за то, что он заставил ее так волноваться, а потом крепко обняла его и чуть было не задушила. Когда повернулась ко мне, я начал долгую речь в свою защиту, в которой объяснял роль Тана во всем происшествии и подробно описывал, насколько полезно для царевича участие в охоте, как много он там узнает и какой полезный опыт приобретает, но она, казалось, уже забыла об этом.
— Ты не помнишь, когда мы вдвоем последний раз ловили рыбу? Принеси свои гарпуны, Таита. Мы возьмем маленькую лодочку и отправимся на реку, как в старые добрые времена.
Я понял, что рыбу мы скорее всего ловить не будем. Царица хотела остаться со мной наедине, чтобы никто не мог нас подслушать. Ее волновало нечто чрезвычайно важное.
Я погреб вниз по течению. Вода стояла низко, и скоро высокий скалистый утес поднялся между нами и флотилией. Все мои попытки завязать разговор окончились неудачей, поэтому я положил весло и взял лютню. Я перебирал струны и тихо напевал ее любимые песни, ожидая, когда она заговорит сама.
Наконец Лостра подняла на меня глаза, и я увидел в них странное выражение, одновременно радостное и взволнованное.
— Таита, по-моему, у меня снова будет ребенок.
Я до сих пор не могу понять, почему ее заявление так поразило меня. Каждую ночь после нашего отплытия с Элефантины Лостра и командующий войсками запирались на тайные совещания, а я охранял двери каюты. Тем не менее новость настолько встревожила меня, что рука моя замерла на струнах лютни и песня замолкла у меня на устах. Прошло довольно много времени, прежде чем я снова обрел дар речи.
— Госпожа, пользовалась ли ты вытяжкой трав, которую я готовил для тебя? — робко спросил я.
— Временами — да, а временами я забывала о ней. — Она смущенно улыбнулась. — Вельможа Тан иногда так нетерпелив. Кроме того, это так неромантично возиться с горшочками и кувшинчиками, когда тебя ожидают более приятные и срочные дела.
— Например, делать детишек, которым трудно найти царственного отца.
— Это довольно серьезно, правда, Таита?
Я начал перебирать струны на лютне, обдумывая ответ.
— Довольно серьезно? По-моему, это не совсем подходящее слово. Если ты родишь незаконнорожденного ребенка или возьмешь себе мужа, тебе придется сложить с себя управление государством. Этого требуют обычаи и закон. Вельможа Меркесет будет ближайшим претендентом на место правителя, но среди знати немедленно начнется тайная война за этот пост. Без твоей защиты в качестве законной царицы Мемнону будет угрожать серьезная опасность. Начнутся междоусобицы… — Я замолчал. Меня передернуло от одной только мысли об этом.