Божьи слёзы
Шрифт:
Витюша с другом переглянулись и пиво выпили.
– Да натурально фигня – одна кружка, – вздохнул Лёня.
– Вы подождите, а мы сбегаем к бабке Токаревой. Она самогон цедит – хоть на ВДНХ его отправляй для получения первого места и почетной грамоты, – Потапов поднял друзей за воротники и они убежали.
– Пошли и мы, – минут через десять Витюша обнял двумя руками свою голову. – А то вернутся и нахрюкаемся с ними опять в зюзю. Заставят же. Считай – первый день мы простебали. А потом опоздаем к Лидке, она и не даст тугрики.
Только
– Вы какого бабая сломали дверь!? – закричал он и кинжал приставил к Лёниному горлу. Так вместе с Лёней на острие ножа под подбородком он прошел за стойку, где, не опуская лезвия, матерился минут десять на двух языках, размахивая свободной рукой и грустно глядя на бочку без пробки.
– Ну, как теперь эти помои продавать, а? Весь дух ячменя ушел, одна моча осталась. Сейчас, да милостив ко мне будет Аллах, я залью вам в глотки всё, что осталось.
Он сунул два пальца левой руки в дырку и приподнял бочку, не опуская кинжал от Лёниного горла.
– Литров сорок ещё будет. И вы, я вашу маму видал, тут и лопнете. И я закопаю что останется от вас за пивной под подсобным хозяйственным блоком. И креста, маму вашу видал я, не позволю никому поставить. Сгниёте и памяти про вас даже на кресте не будет! Шакалы, ас хъа до тырд!!
– Это не мы, Албас! – шепотом просипел Лёня, левой рукой осторожно отодвигая нож от кадыка.– Какие-то люди дверь сломали тихо. Мы спали вообще под батареей. Проснулись, когда они убегали. В спину видели мельком. Как поймёшь – кто был? Все как инкубаторские одеты в одинаковые шапки и телогрейки. Мы не трогали пиво, клянусь Аллахом!
– Не трожь Аллаха, не твоя вера и бог не твой, шакал, хьо сунна кьел ву! – Алик стал успокаиваться и кинжал свой заткнул за голенище.
Тут как раз на работу пришла Галина Петровна. Она выслушала всех и, потеребив пуговицу от пальто из драпа на ватине, сделала заключение.
– Эти двое не могли такую подлость провернуть. Я их с детства знаю. Да и на кой им-то дверь ломать? Они тут, внутри, ночевали. Бочка – вот она. Вон твои щипцы кузнечные. Выдернуть пробку – нехитрое дельце. А её, гляди Алик, выдолбили. Острой железякой. Да и после пятнадцати литров нашего хорошего пивка они бы тут ползали по полу как мокрицы. Я пойду к участковому. Тут через дорогу ходу три минуты. Да три – обратно. Он пусть профессионально разберётся.
Она убежала и через десять минут пришла со старлеем Хохловым Андреем. Он был в отутюженной форме без тужурки. И на голове нёс фуражку с кокардой, хотя милицию уже перевели на зимнюю форму. Хохлову было тридцать два, выглядел он как герой с плаката «Наша славная милиция – ваша спокойная жизнь!»
– Ну, так ясно всё, – заставил Хохлов подышать ему в нос Витюшу
– А я вам верил всегда, – обиделся Алик на друзей. – В долг давал и вы всегда рассчитывались. Что с вами? Какой шайтан вас укусил, бид аудал!?
– Они не хотят кого-то называть, кто дверь ломал и пива разлил почти полбочки, – похлопала Алика по мощной груди бывшая учительница, а ныне официант-уборщица в одной упаковке. – Мужская гадская солидарность.
– Ну, я бы тоже своих не продал, – гордо выговорил Албас..– А пиво спишем на брак, ладно, да! Но вот почему от вас прёт свежим? Как вроде выпили полчаса взад, не больше?
– Ну, мы остатки из кружек допили, когда те козлы убежали, – Витюша руку на сердце уложил. – Пропало бы. Выдохлось. Всё равно ты бы, Алик, застойное пиво не стал продавать. Ты джигит честный. Уважаем.
Старлей Хохлов снял фуражку, почесал затылок, поглядел в окно с такими же решетками как у него на работе и заключил.
– Разберёмся. Этих двоих я заберу. Посидят у меня в КПЗ. Я пока настоящих найду. А я найду. Вы меня знаете.
Алик нацедил из другой бочки две трёхлитровых банки свежего пива и передал одну Хохлову. Другую Витюше.
– Ты после работы за нашу на тебя надежду выпей, Андрей. А эту банку, если ты разрешишь, я мужикам дам. Сидеть им пару дней, да? Ну, примерно. Кушать три раза в день они у тебя в конуре не будут. Так пусть нас добрым словом при каждом глотке вспоминают. Не они это натворили. Теперь сам так думаю. Вот захомутаешь этих баранов, нан дин таг, так мы с тобой после работы вот это с хорошей закуской выпьем, – и он показал пальцем под прилавок. Там стоял без двух бутылок полный ящик армянского коньяка.
– Да с моим удовольствием посижу с тобой за одним столом.– Улыбнулся старлей.– А эти ребятишки с голоду не окочурятся. Баланды у нас, правда, нет. Ни СИЗО и не тюрьма у меня. А вот из милицейского буфета нашего два раза в день по пять пирожков и чайнику компота получать будут. За государственный счёт. Вы, пацаны, это должны оценить.
– Спасибо, товарищ старший лейтенант! – Чётко произнёс Витюша.– У нас гуманная милиция. Все знают.
Хохлов отвёл Витюшу с Лёней в КПЗ. Никого там не было. На двух нарах – свежие полосатые матрацы, маленький, как в вагоне, столик под решетчатым окном и одна довольно тёплая батарея на стене, крашеной густым серым суриком.
– Отдыхайте. Тут вам безопасно. Эти уроды могут вас на воле отловить и отделать. Они же не поверят, что вы их не назвали. А как я поймаю придурков, то вы местами поменяетесь. Они – сюда до суда, до срока за взлом и ограбление, а вы – гулять на свободе, пиво пить, в кино сходите в клуб.
И он ушел, провернув в щеколде толстый как его палец ключ со сложной нарезкой. Под него отмычку сроду не подберёшь. И остались друзья сидеть на одних нарах, делая через каждые полчаса по маленькому глоточку из банки.