Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
Шрифт:
– Кантик Трех Отроков, – уверенно сказал он. – То есть Benedicite Dominum.
– Пропойте.
– Что?
– Петь! – рявкнул часовой. – И погромче! Иначе мы вас, курва, болтами нашпигуем!
– Benedicite, omnia opera Domini, Domino! – фальшиво забубнил демерит, снова спасая ситуацию. – Laudate et superexaltate eum in saecula! Benedicite, caeli, Domino, benedicite, angeli Domini [729] …
729
Кн. Даниила, 3: 57–58.
– Это
А это, оказалось, было предательство, это не были никакие не монахи, а еретики, qui se Orphanus apellaverunt, переодетые в рясы, сорванные с цистерцианцев, когда in feria III pasce na monasterium Cisterciense de Kamenz напали, который monasterium eodem die efractum et concrematum est. Не Божьи овечки это были, а волки lupi in vestimento ovium, те самые пресловутые предатели, которые сами себя именовали Фогельзангом, предатели, Иуды, мерзавцы без совести и веры. Ворвались сукины дети через по-глупому раскрытые ворота, ударили на стражу, за ними толпой другие Orphani, до того скрывавшиеся на телеге под полотнищем, как ахейцы в коне деревянном. Перебили стражу, ворота настежь, и уже повалили еретические equites гуртом, за конными – пехота бегом, через два пачежа было в городе кацеров с полдюжины сотен, а новые все прибывали. И учинилась тревога страшенная…
Когда они бежали вдоль Новоградского вала, по улице Новой, никто не осмелился преградить им дороги. Было их едва двадцать, но шума и гама они делали за сотню. Гуситы ревели, галдели, стучали деревянными колотушками. Бисклаврет и Жехорс трубили в латунные трубы, Шарлей дубасил по жестяному бубну. Напуганные и ошеломленные оглушительным гвалтом жители Франкенштайна расступались перед ними, убегали в сторону рынка. Только один раз из окна пивоварни их обстреляли из арбалетов и самопалов, но совершенно беспорядочно. Они даже не сбавили скорости и не перестали шуметь. С юга, со стороны взятых раньше Клодзкских ворот, а вскоре и с запада, нарастал крик и пальба, сироты, видимо, уже штурмовали замок и церковь Святой Анны.
Они бежали. На Нижнебанной их обстреляли снова. На этот раз эффективней, два тела остались лежать в грязи канав. Беспорядочным арбалетным залпом их также встретила состоящая из полутора десятков человек охрана Зембицких ворот, однако у стрелков тряслись руки, и неудивительно: они уже видели поднимающийся над крышами черный дым, слышали крики убиваемых.
Они ударили по стражникам сразу, яростно, походило на то, что сироты хотели отыграться на них за свой смертоубийственный бег.
Моментально упали тела, кровь обагрила брусчатку подворотни. Рейневан не принимал участия в бое. Вместе с Беренгаром, Таулером и Самсоном они подбежали к воротам, принялись сбрасывать ригли. Шарлей защищал им спины. Стражника, который на них напал, посек быстрыми ударами фальциона.
Засовы и брусья упали со звоном, получившие удар сзади крылья ворот распахнулись, грохоча копытами, в ворота ворвались конники, за ними с ревом сыпанула пехота. Мостовая загудела от подков, сироты рекой влились в город, прямо в улицу Зембицкую.
– Прекрасная работа, Рейневан! – крикнул, осадив перед ним коня, Ян Краловец из Градца. – Прекрасно справился с этими воротами! Я меняю о тебе мнение. А теперь вперед, вперед! Город все еще не наш!
Когда добежали до рынка, казалось, что Краловец ошибается, говоря, что Франкенштайн уже в руках сирот. Горел дом генриковского аббата, горели суконницы, горели лавки и палатки, дым и пламя вырывались из окон цеховых домов. Продолжался штурм ратуши, поверх боевого рева нападающих уже взмывали высокие крики убиваемых, выбрасываемые из окон люди падали прямо на подставленные сулицы и алебарды. Бойня шла под сводами рыночных домов. С южной стороны города все еще были слышны выстрелы, атакуемый Колдой из Жампаха замок, видимо, защищался. Но звонница Святой Анны уже
На рынок влетели пешие гуситы, за ними конники под командой Матея Салавы. У юного рыцаря лицо было черным от сажи, в руке – обагренный кровью меч.
– Туда! – указал буздыганом Краловец, сдерживая скользящего по крови коня. – Здесь мы сами справимся, бегите туда! На доминиканский монастырь! На монастырь, Божьи воины!
– А ну, парни! – повернулся Рейневан. – К монастырю. Бежим. Шарлей, Жехорс…
– Мы бежим, о мужественный Рейнмар, Открыватель Ворот.
– Таулер, ты здесь? Самсон?
– Тоже.
Конники Салавы, совершенно не пригодные в уличных боях, разъехались по улочкам, предоставив пехоте штурмовать доминиканский монастырь. Штурмовали больше, чем сотня людей, руководимых Смилем Пульпаном, находским подгейтманом, толстоватым субъектом с остриженной наголо головой. Рейневан его знал. Встречался раньше.
– Вперед! Гыр на них! Смерть папистам!
Поддерживаемые горожанами и цеховиками доминиканцы храбро и яростно защищали свою обитель. Но оборона была безнадежной. У сирот был подавляющий перевес, ярость их атаки – страшная. Монахи отступали под напором, пятились, оставляя тела в белых рясах, отдавая гуситам одну монастырскую постройку за другой.
Последним бастионом обороны была церковь Крестовоздвижения, притвор и забаррикадированный главный вход. Здесь монахи бились до последнего болта в арбалете и последней пули в пищали. И до последнего человека.
Когда разъяренные сопротивлением сироты ворвались по трупам в церковь, сочившаяся сквозь витражи многоцветная радуга явила их глазам только двух живых монахов. Один, склонив голову, стоял на коленях у алтаря. Второй заслонял коленопреклоненного собою и распятием.
– Templum Dei sanctum est! [730] – Его голос, приятно высокий, взвился и отозвался эхом под сводом. – Тот, кто уничтожает святыню Бога, того уничтожает Бог! Изыдите, силы адовы! Изыдите, сатаны, еретики, пока Бог вас не поразил!
730
Храм Господен свят! (лат.)
– Это Ян Буда, – услужливо пояснил один из союзных сиротам силезцев. – А тот, который на коленях, Николай Карпентариус, ихний приор. Оба проповедовали супротив учения мэтра Гуса. Хороший чех – это мертвый чех, так они оканчивали каждую проповедь. Оба освящали оружие войск, идущих в поход.
У Смила Пульпана щека и шея были в крови, рукой он держался за ухо, значительную часть которого оторвал болт из арбалета. При штурме монастыря и церкви погибло около дюжины человек, да столько же было ранено, но ухо, походило на то, взбесило его гораздо больше.
– Хороший чех – мертвый чех, да? – зловеще повторил он. – Значит, не повезло вам, попы. Потому что вы попали в руки к живым и плохим. Мы покажем вам, каким может быть живой чех. Взять их. И во двор!
– Не смейте ко мне прикасаться! – взвизгнул Ян Буда. – Не смейте!
Получив кулаком по лицу, он умолк. Приор не сопротивлялся.
– Vexilla Regis prodeunt… – скулил он, когда его тащили по нефу. – Fulget Crucis mysterium… Quo carne carnis conditor… Suspensus est patibulo [731] …
731
Литургический гимн в вольном переводе автора:
Вздымаются знамена царя (т. е. Христа),Блещет тайна Креста,Но хоть смерть победила жизнь,Со смертью жизнь воскресла.