Божьи воины. Трилогия

Сапковский Анджей

На западе, с окрестностей Гливице и Бытома, в небо поднимались черные столбы дыма. В то же время в селах, мимо которых они проезжали, не заметно было паники, на лесных дорогах не было видно беженцев. Князья Конрад Белый и Казимир из Освенцима, видимо, пользовались доверием людей, они верили, что их жизни и имущество будут защищены, ведь для этого и выжимали из них дань. Независимо от их фактических планов, князья в этом отношении производили хорошее впечатление. Чем дальше на север, тем больше было заметно военное присутствие. То и дело где-то гордо трубили рога, несколько раз они замечали на горизонте вооруженные кортежи, идущие вскачь с развернутыми флагами. Кавалькада Федьки из Острога держалась малолюдных

дорог, благодаря чему за два дни пути они не нарвались ни на один военный отряд или разъезд. Однако опасность такая всё время существовала. Рейневан, несмотря на отрешенность, чувствовал беспокойство. Если бы солдаты их схватили, они могли бы быть повешены на первом попавшемся суку, а расставание с земной юдолью таким способом ему вовсе не улыбалось.

Общество князя, казалось, опасностью пренебрегало. Острожский и его дружки вели коней ленивым шагом, зевая или разгоняя скуку дурацкими разговорами.

– Смотрите, народ. – Якуб Надобный развернулся в седле. – Мы едем, прям как из легенды взяты. Братья славяне! Лях, Рус и Чех!

– Лях, Рус и Немец, – скривился Федька Острожский. – Где ты здесь чеха видишь?

– Рейневан, – сказал Тлучимост, – с чехами водится. И говорит по-чешски.

– Федька, – сказал позади Скирмунт, – ругается по-мадьярски, но он же не мадьяр. А Рейневан не немец, а силезец.

– Силезец, – Федька сплюнул, – значит, ни то ни сё. С перевесом немца.

– А ты сам, – спросил Рейневана Куропатва, – кем себя считаешь?

– А вам, – пожал плечами Рейневан, – какая разница?

– Без разницы, – согласился Куропатва.

– Ну вот, – обрадовался Надобный. – Я ж говорил, что взяты, как из легенды. Лях, Рус и без разницы.

– Слушай, Надобный, как там было с твоим братом Гиньчей? Это правда, что он королеву Соньку трахал?

– Неправда, – возмутился Надобный. – Ложь и поклеп! Невинно его Ягелло в Хенцинах приказал посадить. Поэтому я и пошел за Корыбутовичем в Чехию, наперекор королю. За то, что он с Гиньчей несправедливо поступил, гноя его на дне ямы, как пса.

– А ты не врешь? Потому что говорили, что Гиньча на Вавеле трахал.

– Трахал, – признал Надобный. – Но не королеву, а ее фрейлину. Щуковскую.

– Которую? – поинтересовался бывалый, видимо, Куропатва. – Каську или Элишку?

– Если хорошенько подумать, – подумал Надобный, – то, наверное, обеих.

На следующий день они подошли под Люблинец, городишко, расположенный на дороге из Севежа до Олесьна, важном пути для товарообмена Силезии с Малопольшей. Компания потирала руки и вслух радовалась мыслям о люблинецких корчмах и о пиве, которое там варят, однако ко всеобщему разочарованию Федор Острожский приказал им остановиться на привал вдали от застроек и строго запретил там показываться. Сам, в сопровождении только Яна Куропатвы, подался в город. Под вечер, когда стало темно. Обещая вернуться на рассвете.

Поначалу всё это мало волновало Рейневана. В конечном счете князь Острожский был атаманом, авантюристом и наемником всякий раз у другого хозяина, замешанным в аферы и такие делишки, которые следовало улаживать тайно, скрытно и впотьмах. Однако, со временем любопытство взяло верх, тем более, что и случай подходящий нашелся. Дело в том, что компания плевала на приказы князя. Оставив Скирмунта и Рейневана стеречь лагерь, они двинулись в сторону ближайших сел на поиски выпивки, еды и возможно секса. Когда Скирмунт уснул, Рейневан сел на коня и втихаря отправился в Люблинец.

По погруженному во мрак городу расползался дым, лаяли собаки, ревели волы. Единственным освещенным, причем обильно, домом был накрытый стрехой из камыша комплекс корчмы, несмотря на позднюю пору, там было полно людей, стоял шум и гам. Рейневан достаточно быстро высмотрел бросающегося в глаза серого коня Куропатвы и возле

него вороного коня Острожского. Скрываясь в темноте, он уже собирался приблизиться, как вдруг к корчме подъехал с топотом и лязгом достаточно многочисленный кортеж, сопровождающий карету. Во двор выбежали дворовые с факелами, в круг света от светильников, выйдя из кареты, вступил богато одетый, статный и крепкий мужчина с рыцарской внешностью. На ступени корчмы, чтобы его встретить, вышел мужчина в обшитой соболями шубе, чуть моложе, с ростом и фигурой тоже рыцарской, слегка толстощекий. Рейневан вздохнул. Он знал их обоих.

Гостем был Конрад, епископ Вроцлава. Встречал Збигнев Олесницкий, епископ Кракова [1149] .

Епископы, обменявшись приветствиями, вошли внутрь. Вооруженные и прислуга с факелами создали вокруг дома плотный кордон, конные стрельцы отправились патрулировать околицу. Рейневан, поглаживая коня по храпам, попятился в темноту. Надо было возвращаться. О том, чтобы подкрасться и подслушать, о чем сановники будут говорить, можно было и не мечтать.

– Польские фантазии, – сказал вроцлавский епископ. – Польские фантазии о Силезии. Наконец-то вылезло шило из мешка. Еретики, вероотступники и их союзники – польские отщепенцы разграбили ратиборское княжество, опустошили козельскую землю, спалили Крапковице, Бжег и Уязд, ограбили и разрушили монастырь цистерцианцев в Емельнице, сейчас идут на Гливице и Тошек. А на границе стоит польское коронное войско, готовое к вооруженной интервенции и аннексии Верхней Силезии. А ты, краковский епископ, вместо того, чтобы наложить анафему на короля-язычника, вместо того, чтобы всяких Шафранцев, Збонских, Мельштынских и других польских приспешников ереси жечь на кострах, договариваешься со мной о встрече, хочешь вести переговоры, заключать договора. Какие? О чем? Я говорил твоему послу, Лодзицу Бниньскому, что о польской интервенции не попрошу. Никогда.

1149

См. примечания к двадцать первой главе.

– Польское войско не войдет в Силезию, пока король Владислав не даст приказ.

– Тоже мне гарантия. Ягелло – старый гриб. Слушает то, что ему нашепчут.

– Факт, – согласился Збигнев Олесницкий. – А шепчут всякие. В том числе покровители ереси, русские схизматики и те, что рады бы видеть Литву оторванной от Польши. А ваш король Сигизмунд Люксембургский помогает им, раздражая Ягеллу обещаниями короны для Витольда.

– Король Сигизмунд, – гордо поднял голову Конрад, – может раздавать короны, кому захочет.

– Сможет, когда станет императором, что в общем-то не так уж неизбежно. В настоящее время король Сигизмунд в своих местечковых и недальновидных интересах подвергает опасности Вселенскую Церковь. И миссию, которую Церковь должна выполнить на Востоке. Миссию христианскую, цивилизаторскую и евангельскую.

– Миссию, которая должна выполнить Польша? Мессия и избранный народ, оплот христианства? Ты грешишь гордыней, Збышек, польской гордыней. Миссию, о которой ты говоришь, с таким же успехом выполнит король Витольд.

Краковский епископ сунул руки в рукава шубы.

– Коронованный король Витольд ничего не выполнит, – сказал он. – Его не интересует ни Миссия, ни Рим. Его интересует власть и только власть. Апостольская столица об этом знает, поэтому не даст санкцию на коронацию Витольда. Апостольская столица знает, что на востоке она может опереться только на Польшу, только на Польшу может возлагать надежду в борьбе равно как со схизмою, так и с ересью. Кто ослабляет Польшу, разрушая ее союз с Литвой, тот является врагом не только Польши, но Церкви.