Божиею милостию Мы, Николай Вторый...
Шрифт:
Сазонову было неприятно теперь вспоминать, с каким трудом, чуть не плача, приходилось ему выпрашивать высокомерное согласие Кэ д'Орсе и Уайт-холла [96] оказать влияние на Берлин и сделать что-нибудь к удовлетворению России. Государь хотел послать тогда в Чёрное море из Балтийского эскадру старых броненосцев, чтобы продемонстрировать в Константинополе российский флаг и оставить эти корабли затем в Севастополе для уравнивания Черноморского флота с турецким…
96
Кэ д'Юрсе и Уайт-холл – министерства иностранных дел Франции и Великобритании, именовались так по названиям улиц, на которых
«Слава Богу, морской министр Григорович оказался трусоват и, так же как я, возражал против посылки эскадры, не желая ослаблять Балтийский флот. Конечно, турки испугались бы… – думал министр иностранных дел, – но я бы потерял доверие и любовь Лондона, которые для меня важнее всего… Николая Александровича удалось уговорить, да и англичане забеспокоились, что германский крепыш слишком быстро создаёт условия для строительства своей железной дороги Гамбург – Багдад через Балканы и Турцию и может затронуть и их интересы… В прошлый раз я докладывал Государю, что благодаря моему дорогому коллеге сэру Грею удалось уговорить немцев и турок повысить Лимана фон Сандерса в чине. Так что теперь он не будет командовать 1-м корпусом, а займёт более высокое, но не столь опасное для нас положение… Да, надо показать Государю шифровку Гирса об этом, но пока не докладывать о том, что Англия посылает в Турцию своего адмирала Лимпуса и нескольких морских офицеров привести в порядок военно-морские силы этой страны… Николаю Александровичу будет очень неприятно узнать об этом, и он, разумеется, не поверит моему другу Грею, который заверил меня, что эта мера не обращена против России, – ведь мы почти союзники, хотя и без всяких взаимных обязательств на бумаге… У нас ведь Сердечное, а не Бумажное Согласие!..»
С одного из поворотов горной дороги открылась Ялта и синяя бухта с белым молом, у которого стоял красавец «Штандарт». Министра укачало на серпантинах. Он хотел было постучать тростью в стекло, отгораживавшее его от шофёра, и остановить мотор, чтобы хоть на несколько минут ощутить под ногами твердь, но до Ливадии оставалось четверть часа хода, и он передумал.
В Кавалерском корпусе Сазонову отвели удобное помещение из двух комнат с ванной, на втором этаже и окнами в парк. Всё было чисто и проветрено. Готовясь принять ванну, чтобы прийти в себя с дороги, министр подошёл к окну и увидел, как Государь и Императрица прогуливаются по аллеям, а впереди них прыгает через скакалочку Наследник.
«Понятно, почему Царская Семья так стремится в Ливадию… – подумал министр, – ведь сюда возят из Евпатории на миноносцах целебные грязи, обмазывают ими Цесаревича, и он может лежать на солнце, укрепляя суставы против гемофилии. Как весело он сейчас прыгает! Но несчастные мать и отец!.. Как страшно им жить, зная, что в любую минуту с любимым сыном может случиться непоправимое.
Как странно устроена жизнь! – размышлял Сергей Дмитриевич. – Такая сильная и великая королева, как Виктория, вдруг передаёт своему мужскому потомству через дочерей и внучек столь страшную болезнь, которая делает слабыми не только маленьких принцев, но целые династии и империи!.. От Пиренеев и Альп до Урала и Камчатки…»
…Когда Сазонов, щуплый человек с почти лысой головой, большим, клювообразным носом и небольшой бородкой, входил в кабинет Государя на первом этаже дворца, он всё ещё находился под приятным впечатлением образа Наследника, весело прыгающего через скакалку в парке. Он даже сказал об этом Государю и получил в ответ добрую улыбку и благодарный взгляд синих глаз.
– Спасибо, мне очень приятно это слышать, Сергей Димитрич.
Тон Императора был очень тёплый и домашний. Сазонов почувствовал себя увереннее и спокойно открыл свой портфель, полный государственных тайн.
– Что там слышно о Лимане фон Сандерсе? – задал Николай Александрович первый вопрос, который, очевидно, мучил его больше всего. Он отложил в сторону изящно переплетённый доклад, который привёз ему министр, и стало ясно,
Сазонов был готов и к «устной экзаменовке».
– Ваше Величество, как мы и старались с Греем, так и получилось, – довольный тем, что может начать с хорошей новости, начал министр. – Немцы и турки пошли на уступки. Так что внешне эта провокация Германии против России и Англии не удалась. Но всё-таки Германия остаётся хозяйкой в турецкой армии, и поэтому мы должны пойти навстречу Англии, чтобы она заключила с нами такой же договор о союзе, какой она подписала с Францией…
– Что мы можем противопоставить Берлину кроме поддержки наших союзников – Франции и Англии? – мягко перебил министра Государь. – Вы провели совещание с участием военного и морского министров, начальника Генерального штаба, наших послов Гирса в Константинополе и Свербеева в Берлине? Я имею в виду меры, которые мы могли бы наметить на тот случай, если обстоятельства вынудят нас начать наступление к Константинополю и Проливам?..
– Да, Ваше Величество, под моим председательством такой обмен мнениями произошёл…
– И каков результат? – живо отреагировал царь.
– Я хотел бы коротко изложить то, что есть суть моего доклада, Ваше Величество, и зафиксировано в Журнале совещания. – Сазонов в своём кресле поклонился в сторону папки с докладом.
Государь сделался весь внимание.
– Прежде всего выяснилось, Ваше Величество, – продолжал министр, – что членам совещания наступление на Константинополь представляется не иначе как в связи с большой европейской войной, о которой сейчас так много говорят в политических кругах…
– Мы не должны ввязываться ни в какую войну, – твёрдо перебил Государь.
– Да, Ваше Величество, мы предпринимаем все необходимые усилия, – машинально заверил Сазонов, но подумал при этом, что совсем другой точки зрения на войну придерживаются президент Франции, которого в Париже социалисты прозвали «Пуанкаре-война» [97] , британский коллега Грей, император Вильгельм II, которые очень умно и тонко действуют именно в пользу большой европейской войны. И конечно же он, Сазонов, будет вести дело так, как посоветует ему сэр Грей, а не Николай Александрович, поскольку Россия должна следовать в фарватере политики Англии и Франции, ибо без Сердечного Согласия Европа погибнет под германским сапогом.
97
«Пуанкаре-война» – прозвище Раймона Пуанкаре (1860 – 1934); в 1913 – 1920 гг. –президент Франции. Прозвище получил за воинственную направленность внешней политики.
Без паузы он продолжал:
– Вследствие этого вопросы мобилизации войск, сухопутных и морских перевозок, увеличение нашей судостроительной программы и ускорение её выполнения, расширение стратегической железнодорожной сети и тому подобное обратили на себя особое внимание совещания. При этом ещё раз обнаружилось, что мы не располагаем средствами для быстрых и решительных мер и что на приведение в исполнение намеченной программы понадобились бы целые годы…
– Вы правы, Сергей Димитрич, – печально согласился Государь. – Мы будем полностью готовы к любым неожиданностям только в 1917 году… Бог даст, военного конфликта держав хоть до этого срока удастся избежать… А потом я очень рассчитываю, что в мае в Гааге откроется Дом Мира [98] , где будет заседать Международный арбитраж, и война сделается вообще невозможной!..
98
Гаагские мирные конференции созывались по инициативе России, лично Николая II, в 1899 и 1907 гг. На них были приняты международные соглашения, устанавливающие законы и обычаи войны, права и обязанности нейтральных стран, а также порядок разрешения международных споров. В 1914 г. Гаагская мирная конференция не проводилась.