Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Шрифт:
— Собачья? — удивился барон. Всякие названия улиц слыхал он на своём веку, но это…
— Да, господин, так она у нас и зовётся — Собачья.
— Собачья, — повторил Волков, усмехнулся и поехал дальше.
Но едва они проехали сто шагов, как Хенрик поравнялся с ним и сказал негромко:
— Генерал, за нами опять какой-то ублюдок таскается. Капюшона не снимает. Мы останавливаемся, и он стоит, мы поехали, и он за нами попёрся.
— Думаешь, следит?
— Я его ещё на повороте к этой улице заметил,
— Нет нужды, — беспечно отвечал генерал. — Пусть ходит, нам пока скрывать нечего.
День уже катился к вечеру, когда он приехал на свою улицу и, за всё своё пребывание тут, в первый раз стал внимательно разглядывать крепкие ворота и заборы, за которыми скрывались хорошие дома. Некоторые дома были без заборов и своими фасадами выходили на улицу. Да, дома на улице Жаворонков были хорошие. Людишки тут жили обеспеченные. Один дом так и вовсе был по-настоящему красив. Нов, чист, имел большие окна и красивую дверь, а вот забора не имел. Барон даже остановился, чтобы оглядеть его получше, но начавшийся то ли снег, то ли дождь поторопил его домой. Да и нога уже начинала ныть.
Ужинал дома, изысканным петухом в вине, что приготовила ему за отдельную плату хозяйка. А уже после ужина случайно услышал, как она в передней договаривается с Гюнтером о стирке скатертей, и сразу вышел к ней.
— Госпожа Хабельсдорф.
— Господин барон, — приятная и опрятная женщина присела в книксене.
— Рад вас видеть, — Волков ей кивнул.
— Всё ли у вас хорошо, всем ли в доме вы довольны?
— Всем, всем, — уверил её генерал. — Петух был необыкновенно вкусен.
— Так его готовят у меня на родине.
— Это прекрасно. Мне нужно с вами поговорить; не могли бы вы пройти в мою спальню?
Тут госпожа Хабельсдорф немного замялась и посмотрела на Гюнтера, что был в той же комнате, что и они, занимался какими-то делами, а потом произнесла:
— Уж не пристало мне…, — и добавила, улыбаясь. — Я же замужем.
— Нет, нет, — Волков прижал руки к сердцу, — уверяю вас, вашей чести ничего не угрожает. Мне просто нужны некоторые пояснения.
— Да? — она всё ещё сомневалась и явно была обескуражена его просьбой — в ночь идти к мужчине в спальню. Но потом всё-таки согласилась: — Ну хорошо.
Волков проводил её в свою спальню и, отодвинув занавеску от окна, спросил, указывая на улицу:
— Госпожа Хабельсдорф, а вы давно тут живёте, на этой улице?
— Давненько, как замуж вышла, — теперь она была немного удивлена. Но всё ещё опасалась его, не подходила ближе.
А генерал отметил, что у неё неплохие зубы, все передние целы, и она ещё не очень стара, едва ли ей перевалило за сорок. И вообще она… аппетитна для своих-то лет.
—
— Почти.
— А такого человека, как Вольфганг Шибенблинг, вы знаете? Кажется, он живёт на этой улице. Он, по-моему, бондарь.
Она снова была удивлена, поглядела на него как-то странно и ответила:
— Уж не знаю, бондарь ли он, но его дом от нашего стоит через два других. И каждое утро его карета ездит за стену — к реке, наверное.
— О, у него есть карета? — Волков хмыкнул. — Хорошо живут ваши бондари.
— Не знаю, как они живут, мы с ним не очень водимся, — отвечала женщина.
— Потому что он еретик — то есть лютеранин? — спросил генерал, глядя через окно на улицу, на которой у каждого дома горел фонарь.
— Нет, не потому… Потому что заносчив больно, думает, что не ровня мы им; если кивнёт при встрече, и то хорошо, — отвечала госпожа Хабельсдорф.
Но теперь генерал смотрел на неё пристально, и ему показалось, что она немного кривит душой: нет дорогая, он чванлив не потому, что вы ему не ровня. И он продолжил разговор:
— А много ещё на этой улице лютеран проживает?
— А к чему это вы интересуетесь, господин барон? — и теперь она снова спрашивала с опасением. Когда он звал её в свою спальню, то её опасения были лёгкие, такие, при которых можно и поулыбаться сконфуженно, теперь же опасения были почти равны испугу.
И он ответил ей как можно более расслабленно:
— Так хочу знать, с кем живу на одной улице, а то люди всё неприветливые какие-то, — он указал на красивый дом с большими окнами. — Вот в том красивом доме кто живёт?
Она даже не подошла к окну, чтобы взглянуть на дом, и почти сразу ответила:
— Там живёт господин Хаанс Вермер с семьёй.
— Хаанс Вермер… Хаанс…, — повторил барон, глядя на красивый дом. А потом повернулся к ней и продолжил: — Сдаётся мне, что приехал он с севера?
— Да, кажется, — отвечает женщина насторожённо.
— Судя по его дому — он большой купец или, например, банкир, — предполагает генерал, хотя не может припомнить это имя в списке, что ему подготовил Топперт.
— Он книжный человек, — отвечает хозяйка дома, чем безмерно удивляет генерала.
— Книжный человек?
— Учёный; говорят, что половина его дома заставлена стеллажами с толстыми книгами.
— С каких это пор учёные живут в домах, словно они купцы? — не верит барон.
На этот вопрос женщина ему не отвечает, лишь пожимает плечами: почём мне о том знать? Но Волков видит, что она просто не хочет об этом говорить, однако ему-то нужно знать, и он продолжает:
— Учёный человек, судя по имени — северянин, книжник с севера, — барон внимательно смотрит на женщину, не отводя глаз, — кто ж он, если не богослов еретиков?