Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Шрифт:
— Вот спасибочки, — тот убрал деньги себе в шапку, — Виг порадуется. Если ещё что будет нужно, найдёте меня через Ирму.
Он уже думал уйти, но Волков ему сказал:
— Так зачем мне тебя через Ирму твою искать, я тебе сейчас всё скажу, что нужно.
— Так у вас ещё есть работа? — Гонзаго остановился.
— Я же тебе, кажется, говорил, что работы будет много.
Трубочист подумал пару мгновений, но ничего о разговоре том не вспомнил, и спросил:
— А что за работа?
— Такая же, — сразу ответил генерал.
— А деньги? — этот вопрос волновал Гонзаго больше,
— Те же, — ухмылялся Волков.
— Сейчас отнесу серебро Вигу и вернусь, расскажете, что за работа.
Вот и пошло дело, закрутилось, теперь уже ждать да изнемогать от безделия и тревог ему не придётся. И это радовало барона: раз уж взялся за дело, так делай, и то, что разбойник пришёл и разбудил его в такую рань, было ему сейчас как раз на руку. Волков взял колокольчик и позвонил. К тому времени, как невыспавшийся Гюнтер появился в дверях, он расположился в кресле, удобно уложив ногу на пуфик. И когда слуга спросил, что угодно барону, у того уже был готов список пожеланий.
— Хенрика ко мне, немедля. Воду умываться, завтрак готовьте, и кофе побольше.
Слуга воздохнул и исчез, а вместо него вскоре появился и Хенрик. Первый оруженосец был бодр и собран, словно не ночь на дворе, а день в самом разгаре.
— Друг мой, прошу вас взять кого-то себе в охрану и со всей возможной поспешностью езжайте к Сычу, пусть едет сюда скорее, и мальчишку прихватит.
— Мальчишку… Это Ёгана? — уточнил оруженосец.
— Именно, — отвечал Волков.
Хенрик уехал, завтрак ещё не был готов, печь только растапливалась, но прежде, чем вернулся трубочист, барон успел помыться и встретил бандита свежим и бодрым.
— Так кто у нас следующий? — сразу спросил трубочист, как только зашёл в его комнату.
— Следующий по списку Гвидо Рейнхаус, — ответил барон — и сразу по изменившемуся лицу трубочиста понял, что на этот раз всё будет не так просто.
— Ишь ты! Вот, значит, за кого вы берётесь!
— Что? Знаешь его, что ли?
— Знаю, сволочёнка, кто ж их, Рейнхаусов, в Фёренбурге не знает. У них самый большой дом на Мучной улице, пекарни в городе, мельницы в округе, — отвечал трубочист. Он был явно озадачен. — Семейка-то богатая, у неё много всяких людей в помощниках. А этот хлыщ Гвидо вечно таскается с дружками и слугами, сам при оружии, и дружки его тоже. Тут всё с налёта не получится.
— Боитесь его, что ли? — такое поведение разбойника настораживало генерала, он уже начал думать: а не зря ли я ему рассказал про этого Гвидо Рейнхауса.
— Вот ещё, чего нам его бояться, говорю же: тут сразу всё, как с первым делом, не выйдет, придётся подождать хорошего случая.
Это было недопустимо, в планы генерала не входило ожидание, ему нужно было, чтобы в городе вспыхнула страсть и раздражение, а где тут случиться эмоциям, если меж событиями проходит значимое время? Нет, нет, нет… Тянуть было нельзя.
— Ждать случая нельзя, нужно делать всё быстро или вообще не браться, — твёрдо заявил барон. — И посему хочу знать, берётесь вы или нет.
— Да браться-то мы берёмся, но вот выйдет ли всё быстро, — Гонзаго погримасничал немного, — уж и не знаю. Сколько времени на дело даёте?
— Сутки: сегодня и следующий
— Надо всё обдумать, — произнёс разбойник, чуть подумав, — надо прикинуть расклады.
— Прикидывайте, но быстро, и пока думаете, аванса я вам не дам.
На том и порешили.
Он только закончил с холодной телятиной и горчицей, едва взялся пить кофе, как вернулся Хенрик. Оруженосец, как было и приказано, привёл с собой мрачного, хотя ещё и не совсем трезвого Фрица Ламме и мальчишку Ёгана Ройберга.
Сыч, мерзавец, без приглашения, словно был у себя дома, плюхнулся на стул и положил на стол свой изрядно замызганный берет. Да и сам он весь был мятый и несвежий, на дорогой одежде на груди потёки, видно, проливал на себя вино во время вчерашней попойки, дурак. Волков не стал ему выговаривать за его свинство и хамское поведение, лишь потребовал:
— Берет со стола убери, хам.
Но и это он сделал спокойно. А Ламме вздохнул и сделал, что требовалось. И генерал подумал о том, что сколько низкородному денег ни дай, от благородного его всегда отличать можно по первому взгляду. Есть один верный признак, что отличает людей из разных сословий. Этот признак — чистота. Генерал вспомнил своего боевого товарища Карла Брюнхвальда. Тот никогда не был богатым, всё жизнь тащил солдатскую лямку. Казалось бы, денег нет, и денщика раньше не было, трудный поход по грязи и пыли, где уж тут ванны принимать, а утром зайдёт в палатку — бодр, свеж, лицом чист. Кираса старая, но начищена, наплечник какой-нибудь помят, но блестит, шлем у него под мышкой сверкает, сапоги и перчатки — всё чисто. Потому что офицер, воин. В любой грязи солдат на него смотрит и удивляется: вот оно, благородство. А такому, как Сыч, хоть шубу из чёрных соболей купи, хоть парчу золотую, в которой только короли и императоры ходят, один чёрт, всё через неделю будет грязное и засаленное. Одно слово: Фердинанд Константин, чёрт бы его брал!
Пока Томас наливает ему пахнущий на всю комнату кофе, пока ставит чашку со сливками, барон оборачивается к мальчишке.
— Про подопечного про твоего новости есть.
— Про которого? — уточняет мальчишка.
— Про того, что останавливался в трактире «Старый конь». Случилось с ним что-то, — продолжает барон.
— Случилось? — удивляется Ёган. — А что же?
— А вот ты мне и скажешь, — Волков не совсем доверяет Вигу и его банде: доверяй, как говорится, да проверяй. — Ступай туда да потихоньку выведай, что произошло с Морицем Вулле нынче ночью.
— А как же мне то выведать?
— А ты подумай, — говорит генерал. — Походи вокруг, может, что увидишь.
И тут, словно из забытья, возвращается Сыч:
— В каждом большом трактире есть мальцы всякие вроде тебя: поварята, разносчики, истопники; найди такого да дай пару пфеннигов, они тебе за пару медях всё, что знают, расскажут. А ещё за пару и проведут куда следует, и покажут что надобно.
— А-а…, — понял мальчишка, — а вы дадите мне несколько пфеннигов?
— Перебьёшься, — почти зло отвечает ему Фриц Ламме. — тебе задание дано, награда обещана, а уж как ты с своим делом справишься, так то твоя забота.