Божий суд
Шрифт:
Здесь он низко поклонился князю Мстиславу, затем на все четыре стороны - честному народу. Не приметив нигде Гориславы, подумал, что правильно она сделала, что не пришла, и, одним движением сбросив с плеч полушубок, протянул обвязанную руку тиуну.
Заполнивший двор терема народ разом подался вперед.
Иностранные гости, что-то лопоча между собою, с жадным любопытством ждали, что произойдет дальше.
Тем временем тиун, тщательно проверив целостность печати, громко объявил:
– Не тронута!
И, сам сорвав печать,
Воцарилась такая тишина, что стало слышно, как падает с заснеженной ели на твердый наст промерзший, сухой снег…
А тиун все не торопился…
– Да что оно там медлит? – возмутился Мстислав Мстиславович.
Наконец, тиун, высвободив ладонь, всмотрелся в нее, поднес ближе к глазам и, вместо того, чтобы во всеуслышанье сообщить приговор, вдруг пораженно прошептал:
– Чисто…
– Чисто… - эхом отозвалась ближе всех находившаяся к князю женщина с продолжавшей гореть свечой.
– Чисто! – радостно крикнул вчерашний раб, а теперь гончар, Чудин.
И, из уст в уста, по толпе понеслось:
– Чисто!
– Чисто?!
– Чисто!!!
– Как это чисто?! – перекрывая всех, раздался возмущенный голос Бориса Давыдовича.
Расталкивая всех, он грозным, тяжелым шагом направился к князю Илье, но тут перед ним встали два дружинника. Это были те самые воины, что спасли князя Илью в порубе ночью. Выставив перед собой копья, они нацелили их острия прямо на князя Бориса.
– А ну, осади! Прочь с моего пути!
– проревел Борис Давыдович, хватаясь обеими руками за копья и силясь отвести их от своей груди. Лицо его побагровело от натуги. Но богатыри стояли еще тверже.
– Чисто!
– Чисто!
– Чисто! – радостно гомонили в народе.
Князь Мстислав встал с трона, не торопясь, подошел к тиуну, тоже со всех сторон осмотрел руку и негромко, но так, чтобы слышали все, сказал:
– Божий суд свершился. Князь Рюрик-Илья – неповинен!
Услышав это, люди принялись истово креститься. Многие начали вставать на колени и кричать князю Илье, что просят у него прощения за то, что думали о нем плохо…
Сам же князь растерянно смотрел на свою ладонь, действительно, чистую, без единой язвинки и следов ожога.
К нему подбежал Мстислав Мстиславович и затряс в своей руке эту ладонь, поздравляя его. Молодая княгиня бросилась в терем сообщать неслыханную радость Гориславе…
Только иностранцы были разочарованы тем, что, побывав на Руси, так и не увидели настоящей русской казни.
Да Борис Давыдович подошел к Мстиславу и недовольно сказал:
– Отдай мне его, князь… Это мой пленник!
– Не могу! – в ответ на это развел руками князь Мстислав и показал глазами на храм: - Сам Господь простил его!
– Князь! с нескрываемой угрозой не отступал князь Борис. – Отдай мне моего обидчика!
Вместо ответа Мстислав Храбрый отрицательно покачал головой и с усмешкой сказал:
– Не трать времени на уговоры, князь. Если
А что мне еще остается делать?
– огрызнулся Борис Давыдович. – Ты сам вынуждаешь меня ехать с жалобой теперь уже на тебя к великому князю! А я ведь приехал сюда, чтобы искать дружбы с тобой!
– Для чего? – испытующе посмотрел на него Мстислав.
Привыкший к прямоте только в бою, а во всем остальном умевший лишь хитрить да обманывать, выгадывая свое, Борис Давыдович только заморгал. И князь Мстислав сам стал отвечать за него:
– Для того, чтобы заручившись поддержкой двух таких сильных дружин, как моя и моего сына, снова притеснять слабых, совершать набеги на беззащитные веси и даже сильные города, продолжая раздирать Русь?
– Но ведь так поступают все! – возразил Борис Давыдович.
– Андрей Суздальский однажды так разорил даже великий Киев!
Он широко раскрыл рот, чтобы привести в пример и других князей, которые немало зла причинили русской земле.
Но князь Мстислав сурово остановил его.
– Ты князя Андрея не тронь! – предупредил он. – Тебе хорошо ведомо, что я сам не особо жаловал его. И поносил, бывало, всяческими словами. Но ты не смей! Забыл, как пресмыкался перед ним, покуда он был жив и в силе? А теперь что, смелым, гляжу, стал, когда он сделался прахом?
– Однако перед тем как ему самому стать прахом, он много кого и чего превратил в этот прах! – злобно огрызнулся Борис Давыдович.
Не то говоришь, князь! Не так! – поморщился Мстислав Храбрый.
– Да, князь Андрей сделал много зла, но и добра сотворил немало! Сколько храмов построил! Обратил в христианство целый суздальский край! Ввел на Руси столь любимый теперь праздник Покрова Пресвятой Богородицы! Неужели ты думаешь, что Пречистая доверила бы это дело тому Андрею, о котором ты говоришь? Нет, князь Борис! Все то наносное, все нашептывания видимых и невидимых врагов, все худое, что он сделал в своей жизни, князь Андрей омыл собственной кровью, отстрадал насильственной смертью и с самым главным, что успел нажить в своей душе, налегке отправился к Богу! Народ, соборный разум которого обмануть невозможно, раньше нас, имевших к князю личные счеты, почувствовал это! Он еще при жизни называл его Боголюбивым, или Боголюбским, а после смерти горько оплакал его - вот о чем надобно помнить и говорить!
Борис Давыдович, нехотя выслушав эти слова, стал было вновь доказывать свое. Но князь Мстислав словно читал его потаенные мысли, и он не успевал уворачиваться от них.
Кончилось все тем, что Борис Давыдович только раздосадовано махнул рукой и велел своим дружинникам уезжать вместе с ним со двора, при этом что-то шепнув им, показывая глазами на князя Илью.
– С князем Михаилом ему меня не рассорить. – с усмешкой глядя ему вослед, уверенно сказал Мстислав своему сыну.
– Скорее он сам рассорится с ним из-за этого! А вот что касается тебя, князь Илья…