БП
Шрифт:
Теперь на престоле Николай Александрович, а у гидры террора, подобно ее мифической тезке выросли новые, еще более ядовитые и смертоносные головы. И, боюсь, что обладай Император даже силой Геракла, ему не одолеть ее в одиночку. Тем более, что он, увы, он не может похвастаться теми талантами, которые были у его венценосного прадеда и отца – Николая Павловича и Александра Александровича. Эти люди сумели победить самого страшного врага – внутреннего, обуздать придворную камарилью, всех этих Романовых в энном колене, уверовавшим, что кровь далекого общего предка, дает им индульгенцию от всего и право на всё. Тем более, что зачастую они являются ярыми германо- или англофилами. Последнее, пожалуй, страшнее всего.
– Простите, Петр Всеславович, но англичане же – наши друзья и союзники, и мы вместе противостоим тевтонам, – возразил Бартонд.
– Ах, доктор, доктор, – укоризненно покачал головой ротмистр. – Запамятовали Вы, что писал Александр
Мне гораздо менее отвратительны тевтоны, хотя бы тем, что они не скрывают своей враждебности, а островитяне… Если вспомнить историю всех российских смут, то практически везде найдутся ниточки, тянущиеся на Остров. Для этих джентльменов мы все, от последнего трубочиста и до академика, или генерала – не люди, а дикари, которые имеют наглость жить в такой богатой стране. Мой дед бился с горцами на Кавказе, отец сражался в Средней Азии, и везде были английские деньги, английское оружие, английские инструкторы. Да и за японцами маячил Сити и Роял Неви. Где и на чьи деньги печатал свои издания господин Герцен? Кто стоял за декабристами, в планах которых было убийство всей правящей царской семьи? С легкой руки Пушкина мы привыкли идеализировать этих господ. Да простят меня боги Парнаса, но:
Итак, декабрь, Сенатский плац На нем – квадратом батальоны. В гимназии учили нас: Что поднялись они в ответ на стоны, На стоны угнетенных крепостных, В ярмо закованных кровавым Николаем. Но так ли уж чисты деянья их? А может, мы не все об этом знаем?..Время бежало незаметно. Оба доктора заворожено слушали ротмистра, который периодически подкладывая полешки в печь, говорил, говорил, говорил… Это был непохожий ни на что монолог, лишь изредка перебиваемый вопросом или возгласом несогласия. Впрочем, с каждым сказанным словом, этих возгласов становилось все меньше. В этой лекции, а скорее – исповеди, перемешались и дела давно минувших дней и то, о чем писали совсем недавно газеты, или перешептывались обыватели. Многовековая ложь: от кровавого маньяка на троне и убийцы собственного сына, до пригревших Герцена и поздних марксистов английских банкиров, до сих пор щедро отпускающих фунты на развал России. Все то, что сделало британское адмиралтейство, дабы поспособствовать прорыву Гебена и Бреслау в Черное море, поближе к российским рубежам, нанеся этим сильнейший удар по ее торговле.
– Все, что Россия покупает за золото у так называемых «союзников», друзья мои, все к чему имели отношения британцы, оказывается никуда не годным, – с горечью продолжил ротмистр, – к нам относятся так, как, будто мы попрошайки, стоящие с протянутой рукой. Условия зачастую кабальные, или просто унизительные. И это не моё мнение, а заключение профессора Бахметьева. Борис Александрович считает, что это не ошибки или разгильдяйство, а целенаправленная подрывная деятельность, направленная на ослабление Российской Империи и уничтожение её армии.
Видимо высказав наболевшие, ротмистр замолчал и несколько минут просто смотрел на огонь. Николай Петрович никогда не отличавшийся флегматичностью, прервал затянувшуюся паузу извечным русским вопросом, но прозвучавшим как вскрик:
– Петр Всеславович, так что же делать?! Нельзя же просто сидеть и ждать неизбежного? Или все-таки можно с этим бороться?
– Это зависит от того, какую цель Вы перед собой ставите. – Усмехнулся ротмистр. – На это вопрос в разное время пытались давать ответ и известный Вам господин Чернышевский, да и более знакомый нам «товарищ» Ульянов. Надеюсь, что всем здесь присутствующим не по пути с этими оракулами? Нет? Отлично. Тогда нам предстоит тяжелая, опасная и, скажу сразу, неблагодарная работа. Представьте себе, что чистящий Авгиевы конюшни Геракл был бы вынужден отбиваться одновременно от Стимфальских птиц и Эриманфского вепря… Но Вы господа, уже вступили на этот путь. Ваша отповедь, Михаил Николаевич, данная на съезде противникам России, – это Ваш первый выстрел по врагу. Но в одиночку невозможно победить…
Есть патриоты, господа, начавшие возрождение Священной дружины и Ваш покорный слуга имеет честь в ней состоять. Только мы не должны повторять ошибок прошлого. В этой когорте должны быть лучшие сыны Отечества невзирая на сословную принадлежность, возраст и вероисповедание. Мы должны подняться над предубеждениями, вернуться к тем основам, на которых Минин и Пожарский возрождали Россию. И я рад, господа, что могу сообщить Вам, что академик Павлов – один из нас. Но мы не должны стать некой сектой, этаким орденом иезуитов на российский манер. Иван Петрович
Настенные часы, купленные, наверное, еще отцом Николая Петровича, начали отбивать очередной час. И с каждым ударом становилось понятно, что сегодняшний вечер близится к завершению.
– Благодарю покорно, господа, за приятно проведенный вечер. – Ротмистр тоже это понял. – Прошу извинить, время уже позднее, вынужден откланяться.
– Петр Всеславович, Бога ради, останьтесь! Мы ведь только начали беседу. Да и Михаил Николаевич только на два дня сумел вырваться! – Было заметно, что Бартонду до смерти не хотелось отпускать гостя.
– Прошу еще раз простить, время уже позднее, сегодняшний день и так преподнес Вам слишком много впечатлений. Если же захотите продолжить разговор, послезавтра вечером я Вас навещу. Честь имею, господа!..
После ухода ротмистра два доктора еще долго обсуждали рассказанное гостем и строили различные версии того, что произойдет, или может произойти в ближайшем будущем и с ними, и с Империей в целом.
Утром Михаил Николаевич прибыл в Московское управление РОККа, чтобы сдать документы по госпиталю и получить новое назначение. Молодой чиновник, принимавший бумаги, остановился взглядом на фамилии доктора, потом сверился с каким-то списком, лежавшим на столе, после чего произнес:
– Вам, милостивый государь, для получения новой вакансии придется обождать пару дней. Да, для Вас тут оставлено письмо, будьте любезны забрать.
Доктор с недоумением посмотрел на конверт, и не найдя подписи отправителя, вскрыл его и достал небольшой листок бумаги, на котором было написано торопливым почерком: «Уважаемый Михаил Николаевич! Не откажите в любезности еще раз побеседовать со мной и Петром Всеславовичем! Павлов».
Прошло еще несколько дней. Сотня, точнее, теперь уже рота потихоньку втянулась в занятия и тренировки. Поначалу было еще много вопросов, и главным из них был: «Зачем столько бегать?» Пришлось объяснить, что мы этим заменяем строевую подготовку, а если кому не нравится, можно быстро перевестись в любую пехотную роту. Желающих задавать вопросы больше не нашлось. Также, как и соединять приятное с полезным после одной «образцово-показательной экзекуции». Трое погранцов втихаря решили вечерком отметить знаменательное событие и нашли способ добыть «огненной воды» непонятного происхождения. Да еще и подкатиться к рядовому Ганне с непристойным предложением – найти какую-нибудь закусь. Девица-красавица, естественно, послала их по общеизвестному маршруту, а Федор, «случайно» оказавшийся рядом сначала хотел каждому из них что-нибудь сломать, потом одумался (вот что воинская дисциплина с человеком делает!) и пошел посоветоваться с командованием. Которое нашел в лице Михалыча по причине моего с Сергеем Дмитриевичем убытия к тыловикам решать насущные и иногда весьма болезненные для них вопросы. Вахмистр, не долго думая, нажал на клавишу «Пауза» и запер бутылку и ее обладателей в соседних кладовках, против чего фельдфебель Остапец и унтеры-погранцы были абсолютно не против. До прибытия командира.
Ну, а по прибытии меня чуть ли не хором «обрадовали» этим известием и с интересом стали смотреть, как будет свершаться правосудие. Приговор был скорым, но справедливым. С моей точки зрения. Предупреждал же всех, что спиртосодержащие жидкости будут доступны либо в качестве анестезии, либо по оч-чень важным поводам. Типа награждения орденом, присвоения звания, или еще какого-нибудь знаменательного события. Поэтому вместо личного времени рота построилась перед казармой, с любопытством глядя на «злодеев» и стоящую перед ними скамью, застланную скатеркой. На импровизированном столе красовалась роковая бутыль и прикрытая полотенцем тарелка с тремя сухарями и кружками. Народ ждал торжественного уничтожения «проклятой», и их ожидания сбылись, но немного нестандартным способом. После пламенной, но короткой лекции о вреде зеленого змия прозвучал приказ открыть, налить, выпить, закусить… и выйти на исходную для марш-броска. Я с Егоркой составили им почетный эскорт. Ну там, вздбодрить, указать правильное направление… Виновники пробежали полторы версты, пока не выплюнули из себя все выпитое и съеденное. Возвращаться пришлось тем же способом для закрепления условного рефлекса «Будем пить – будем бегать». А мне на будущее – поразмышлять о том, что рыба гниет с головы. Хоть и чистят ее с хвоста. Пока, вроде бы, не отличался тягой к спиртному, но надо себя контролировать. Чтобы пример командира всегда был перед глазами. Желательно со зверским оскалом и в кошмарных снах.