Брачные союзы Дома Романовых
Шрифт:
Во время встречи с прусским королем Фридрихом I в октябре 1709 года Петр I договорился с ним о браке юного герцога с одной из русских царевен. Фридрих-Вильгельм, воспитывавшийся в Пруссии, достигнув совершеннолетия, возвратился в 1710 году на родину, в Митаву, в качестве герцога Курляндского. Весной этого же года он получил из Москвы портреты Прасковьи, Анны и Екатерины, дочерей Иоанна Алексеевича. Герцог, никогда не видевший их, свой выбор почему-то сделал именно на смуглой, угрюмой и рябой Анне, хотя, например, нельзя было не заметить бойкой и румяной царевны Екатерины.
Брачный союз был во всех отношениях выгоден для маленького герцогства, так как обеспечивал ему одновременно покровительство России и Пруссии. Вот что писал герцог Курляндский Петру I: «Вы не только помогаете мне обеспечить обладание моим наследственным герцогством, обещая силою поддерживать меня против внешних и внутренних нападений, но даже пожаловали мне в супруги
Со своей стороны, по указанию царя, Анна написала своему суженому, которого до обручения никогда не видела, витиеватое письмо. «Из любезнейшего письма вашего высочества, отправленного 11 июля, – писала Анна-невеста своему жениху, – я с особенным удовольствием узнала об имеющемся быть по воле Всевышнего и их царских величеств, моих милостивейших родственников, браке нашем. При сем не могу не удостоверить, ваше высочество, что ничто не может быть для меня приятнее, как услышать ваше объяснение в любви ко мне. Со своей стороны, уверяю ваше высочество совершенно в тех чувствах, что при первом, сердечно желаемом, с Божьей помощью, счастливом личном свидании предоставляю себе повторить лично, оставаясь между тем, светлейший герцог, вашего высочества покорнейшею услужницею». Заметим, что в равной степени и герцог Курляндский не особенно рассуждал при выборе подруги жизни и подчинился воле русского царя.
Бракосочетание царевны Анны и герцога Курляндского Фридриха-Вильгельма торжественно происходило 31 октября 1710 года в Северной столице с «зело большим увеселением». Впервые описание свадьбы русской царевны с иноземным принцем было разослано по всем европейским дворам в доказательство, что Россия уже не варварская страна и по-европейски справляет царские свадьбы.
По свидетельству современника, на этой свадьбе было истрачено «невероятное» количество пороха, так как каждый тост, а им не было числа, сопровождался одиннадцатью пушечными и огненными фейерверками. Умеренный в обыденной жизни, царь Петр любил триумфы, торжественные праздники по поводу победных баталий или особых семейных дней.
В этот день в 9 часов утра сам царь, в роли обер-маршала, в сопровождении знатнейших русских кавалеров, на шлюпках отправился к царице Прасковье Федоровне. Петр I был в алом кафтане с собольими отворотами, с серебряной шпагой на серебряной портупее и с орденом Святого Андрея на голубой ленте. На голове у него вместо шляпы был напудренный парик, а в руке царь держал большой маршальский жезл с кистью, украшенной золотом и серебром.
А между тем в доме царицы Прасковьи все уже было готово: невесту окружали мать, сестры царевны, тетки и знатнейшие русские дамы, все в нарядных немецких платьях. Невеста была в белом бархатном платье с золотой отделкой и длиной мантией из красного бархата, подбитого горностаем. На голове новобрачной красовалась корона из лавровых листьев. Герцог был в белом кафтане, на его голове – также лавровый венок. Свадьба проходила в хоромах светлейшего князя Меншикова, ближайшего сподвижника царя, куда невеста с женихом, Петром I и многочисленными гостями приплыли на шлюпках.
Н. И. Костомаров писал, что, «занимаясь неустанно делом построения Петербурга, Меншиков не забывал и себя, воздвигая себе в Петербурге красивейший дворец, стараясь сделать его удобным для веселой жизни и приема гостей». Этот дворец был едва ли не лучшим во всем тогдашнем Санкт-Петербурге. Он был построен на Васильевском острове, который в ту пору являлся центром российской столицы.
На одном из берегов Невы, среди зелени, виднелось двухэтажное здание с широким, на каменных столбах балконом. Это и был дворец светлейшего. Перед этим роскошным домом, у самого спуска с берега Невы стоял большой десятивесельный богато убранный катер с бархатным балдахином, увенчанным золотою княжескою короною. Когда княжеский катер переплывал через реку, то все плывшие по Неве большие и малые суда сдерживали свой ход, боясь разгневить вельможу всесильного. А люди, наблюдавшие на берегу за ходом катера Меншикова, при его приближении почтительно снимали шапки.
При входе во двор дома светлейшего князя прибывших на свадьбу встречала веселая музыка, а рота преображенцев отдавала честь. Обряд венчания торжественно совершил архимандрит Феодосий (Яновский) в полотняной походной церкви, поставленной в апартаментах Меншикова.
После венчания все отправились обедать: столы были накрыты в двух залах. В первом зале за свадебным столом под лавровыми венцами сидели новобрачные, здесь же – Петр, Прасковья, сестры невесты, несколько дам. Сам Меншиков удивил русских и иностранных современников не только пышностью торжества, но и его оригинальной программой. Например, когда был подан большой пирог, из его середины выскочила карлица и начала танцевать менуэт на праздничном столе.
Петр I был очень весел. Один тост сменялся другим, и каждый раз заздравное питье сопровождалось
Обед сменился танцами. Бал открылся во вкусе описываемого времени: с трубками, пивом, водкой, штрафными кубками. Дамы и кавалеры были на этой свадьбе неутомимы – только в третьем часу по полуночи бал прекратился. На следующий день – вновь пир. Но и им не закончились свадебные торжества.
К сожалению, брачная жизнь Анны Ивановны продолжалась всего лишь два с небольшим месяца. В январе 1711 года она с мужем отправилась в столицу герцогства – Митаву, но 9-го числа в 40 верстах от столицы российской молодой герцог скончался, вероятнее всего, от «непомерного потребления крепких напитков» [21] .
21
Некоторые источники не исключают, что молодого герцога преждевременно свела в могилу свирепствовавшая в то время оспа.
Анна Иоанновна стала вдовой.
Великолепный гроб с телом герцога Фридриха-Вильгельма был отправлен в Митаву, в герцогский склеп, а молодая вдова возвратилась к матери, в родное Измайлово.
Однако Петр I не желал оставлять Курляндию без герцогини. После смерти герцога Фридриха-Вильгельма на курляндский престол вступил бывший администратор – Фердинанд, дядя покойного. Польша, которой он был ревностным сторонником, тотчас утвердила его в правах. Но Петр I, уже установивший влияние на курляндские дела браком своей племянницы, не хотел отказываться от герцогства и старался противодействовать влиянию Польши. Лучшим предлогом для этого являлись финансовые дела в Курляндии. Герцог Фердинанд, живший в Данциге, только номинально управлял Курляндией, а фактическим хозяином здесь являлось дворянство в лице герцогского совета, находившегося в Митаве. По указанию Петра I Анна Иоанновна вернулась в Курляндию и осталась там жить постоянно под надзором гофмейстера Петра Бестужева-Рюмина.
В Курляндии молодая вдова-герцогиня встретила довольно любезный прием: отчасти благодаря памяти ее внезапно скончавшегося супруга, а отчасти, видимо, из-за уважения к штыкам ее могущественного дяди – русского царя.
Для Анны Иоанновны началась монотонная жизнь, прерывавшаяся поначалу редкими поездками в Москву и Петербург. В Курляндии она прожила девятнадцать лет, и этот большой период времени представляется самой бесцветной страницей ее биографии. Она жила здесь скромно и тихо, окруженная немцами, редко покидая свое уединение. Со временем местное рыцарство полюбило ее и относилось к ней почтительно, признавая ее умной женщиной.
Вообще-то положение Анны Иоанновны в Курляндии было ненормальное и фальшивое: герцогиня без герцогства, которое было яблоком раздора между сильными соседями – Россией, Пруссией, Польшей и Швецией. Кроме того, материальное положение племянницы Петра I было тоже незавидным: мать, царица Прасковья, ей ничего не давала, а приданое, назначенное царем-дядей, не все еще было выплачено. Жизнь молодой герцогини нельзя было назвать особенно веселой: Петр I приказал гофмейстеру Бестужеву-Рюмину выдавать ей из курляндских доходов на содержание «столько, без чего прожить нельзя». Презираемая родственниками в России, Анна Иоанновна была вынуждена унизительно просить у Петра I денежные подачки. Вот ее письмо к царю, написанное в 1722 году: «Всемилостивейший государь батюшка-дядюшка! Известно вашему величеству, что я в Митаву ничего с собою не привезла, а в Митаве ж ничего не получила и стояла в пустом мещанском дворе того ради, что надлежит в хоромы, до двора, поварни, конюшни, кареты и лошади и прочее, – все покупано и делано вновь. А приход мой деньгами и припасами всего 12 680 талеров: из того числа в расходе в год по самой крайней нужде к столу, поварне, конюшне, на жалованье и на ливрею служителям и на содержание драгунской роты – всего 12154 талера, а в остатке только 426 талеров. И таким остатком как себя платьем, кружевами, бельем и, по возможности, алмазами и серебром, лошадьми, так и прочим в новом и пустом дворе не только по моей чести, но и против прежних курляндских вдовствующих герцогинь весьма содержать себя не могу. Также и партикулярные шляхетские жены ювели (т. е. ювелирные. – А. М.) и прочие уборы имеют не убогие, из чего мне в здешних краях не бесподозрительно есть. И хотя я, по милости вашего величества, пожалованными мне в прошлом 1721 году деньгами и управ ила некоторые самые нужные домовые и на себе уборы, однако много еще на себе долгу за крест и складень брильянтовый, за серебро и за убор камаор и за нынешнее черное платье (т. е. траур. – А. М.) – 10 000 талеров, которых мне ни по которому образу заплатить невозможно. И впредь для всегдашних нужных потреб принуждена в долг больше входить, а не имея чем платить и кредиту нигде не будет». И после смерти Петра I ее положение не изменилось ни при Екатерине I, ни при Петре II.