Брачный экстрим. Школа «Челси».
Шрифт:
Иногда, правда, жена мешала. Особенно в день, когда судьи вынесли решение о разводе.
Алексей Иванович пригласил приятелей в ресторан Обломоlblb Он собирался отметить полученный развод. Надо сказать, процесс стоил ему времени и нервов. За столом собрались все близкие друзья, они жарко поздравляли Алексея Ивановича. Кто помельче чином – заискивающе заглядывали в глаза, кто покрупнее – смотрел снисходительно и одобряюще. Герой вечера с удовольствием отмечал: его дама притягивала взгляды всех мужиков, но вела себя очень сдержанно и достойно.
– У меня есть
Все дружно замолчали и приготовились выслушать виновника торжества.
– Спасибо, братья, что пришли поддержать меня в эту минуту.
Приятели немного опешили, но Алексей Иванович уверенно продолжал:
– Да, для меня решение развестись во второй раз стало судьбоносным. Вы знаете меня как порядочного, широкого и благородного человека.
Редкий парень не подумал, что более точной была бы другая характеристика: конченый, гнилой, прижимистый, мелкий подонок.
Алексей Иванович выдержал театральную паузу, очевидно, чтобы новая репутация уложилась в мозгу народа. Через минуту он продолжил:
– Я никогда не оставил бы семью. Но каждый из вас, оказавшись на моем месте, поступил бы так же. Словом, выпьем за любовь! Точнее, за мою любимую женщину, которую вы видите рядом. Ее зовут Анжела. – Он с искренней теплотой посмотрел на девушку. Та стыдливо опустила глаза. На самом деле она рассматривала отражение своих губ в полированном лезвии столового ножа. Вполне изящный способ оценить свой внешний вид, не прибегая к помощи пудреницы или карманного зеркала.
Народ дружно зазвенел бокалами и одобрительно загудел. Надо отметить, что в основном за столом собрались такие же женатые холостяки, как и сам Алексей Иванович.
Через полчаса у всех наступило легкое мозговое затмение. В этой компании было не принято трепетно относиться к своему здоровью, все мужчины курили и выпивали не по-детски. Сначала тосты шли туговато, но по мере нарастания алкогольного откровения стало понятно, что повод выпить есть. Через два часа после начала застолья маленькая очкастая официантка, которую до сих пор никто не видел, как будто случайно опрокинула на голову красавице кувшин с напитком.
Всем было весело, даже это происшествие вызвало смех, тем более что девушка отреагировала в первый момент лучезарной улыбкой. Публика ответила гомерическим хохотом. Однако через секунду Анжела издала жуткий вопль и схватилась руками за лицо, которое на глазах у хохочущих людей словно начало плавиться: сначала волосы над лицом поплыли, как мочалка, потом кожа на правой стороне стала краснеть и пузыриться… Самые тупые продолжали смеяться, но большинство уже примолкли и с ужасом наблюдали, как прекрасный лик девушки превращается в страшную маску. Ладони, которыми она схватилась за лицо, тоже пошли пузырями и покраснели. Анжела прокричала:
– Вызовите «скорую», помогите мне! Уроды! Звоните! А-ааааа… Как больно! Сука, какая сука! Боже, помогите, умоляю!
Кто-то из сообразительных стал поливать голову девушки водой из кувшина, потом морсом и минералкой из бутылок, но та кричала все сильнее, точнее, уже выла, протяжно
Как умирает любовь
Само по себе разочарование, несчастная любовь или особенно сейчас умножившиеся житейские трудности – не причина для ухода в монастырь. Более того, такие люди, как правило, в монастыре не задерживаются. Настоящая причина для ухода в монастырь – это, пусть немного странно звучит и непонятно для людей неверующих, любовь к Господу.
Анжела очнулась на следующий день в реанимации Института Склифосовского. Она не понимала, что с ней, где она находится и почему ей так больно. Лицо, шея, руки – все горело огнем, движение крови в каждом капилляре отдавалось невыносимой болью. Правую половину лица вместе с глазом закрывала повязка, лежать было неудобно, оторвать голову от подушки не хватало сил. Анжела застонала. Через двадцать минут появилась медсестра в зеленом халате и спросила участливо:
– Что, очнулась, милая? Бедная ты, бедная, как же ты так попала? Водички хочешь?
Девушка еле разомкнула губы:
– М-м-м…
Медсестра осторожно просунула ей в рот трубочку:
– Попей, нужно много пить…
Анжела сделала пару невероятно болезненных глотков и снова отключилась.
Сестра постояла немного возле нее, сочувствующе цокая и качая головой. «Да, видно, красавица была, теперь все. За что ее Бог наказал? Ей бы жить да жить. Детей рожать. Красивые бы были, девка больно породная!»
Впрочем, особо раздумывать над этим ей было некогда. На соседней кровати лежал коматозный больной, попавший в автокатастрофу отец четверых детей. Дальше – сорокалетний музыкант с инсультом, избитая бродягами женщина с множественными переломами, банкир, в которого стреляли из окна автомобиля на Рижском шоссе…
Через пять дней Анжелу перевели из реанимации в обычную палату. Палата была заставлена тысячами белых роз. У девушки потеплело на сердце. Неужели все не так страшно? Узнать ответ на этот вопрос она сейчас не могла – лицо и руки по-прежнему закрывали толстые, желтоватые, пахнущие лекарством повязки.
Она попросила медсестру сделать ей укол снотворного и забылась долгим сном.
Во сне Анжела разговаривала с Алексеем, с мамой и с женой Алексея. При этом жена была вполне нормальная, симпатичная, высокая женщина, с прозрачными голубыми глазами, светлыми волосами, очень серьезная и молчаливая.
Мама Анжелы все время нападала на жену и кричала:
– За что ты ее, чего тебе не хватало!
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – невозмутимо отвечала жена. – Выйдите, женщина, мы с мужем хотим пить чай, и заберите вашу дочь. Она, по-моему, голодна, а мы привыкли пить чай без посторонних.