Брачный период мачо
Шрифт:
— Вы представиться должны, по всей форме, — уверенно заявила Лена. — И потом, на каком основании вы требуете документы?
— Обычная проверка. Так что, документы есть? Документов у нее не было абсолютно никаких.
Ледяная волна ужаса шлепнула ее по затылку и стекла по спине. Моментально вспомнились все рассказы про милицейский произвол, оборотней в погонах и прочие ужасы. Лена уже видела себя в тулупе и валенках на лесоповале.
— А я с работы шагаю усталый, — ехидно пропел молодой, узревший в разрезе голую ногу в тонком чулке, заканчивающуюся шпилькой. —
Тон его не оставлял сомнений в том, что ее считают девушкой сильно облегченного поведения. Лена засопела от возмущения и прозаикалась:
— Да как вам не стыдно! Я переводчицей работаю! У меня сегодня выходной! Я что, не имею права нарядиться в свой законный выходной день?
— А, валютная, — довольно протянул молодой. — А чего выходной? У вас же сейчас самая пахота. Или профсоюз отстоял права трудящихся герлов?
С одной стороны, ссориться с милицией, не имея с собой документов, было крайне необдуманно, с другой — она сильно обиделась. Макияж был довольно скромным, юбка длинной, и с какой радости они приняли ее за путану, было абсолютно неясно. Говорить представителям органов, что у них от долгой работы со специфическим контингентом «глаз замылился», тоже было нельзя, но очень хотелось.
— А что у нас с походкой? — перешел ближе к делу пожилой милиционер.
— Я бы посмотрела на вас в таких сапогах! — сердито ответила Лена. — Знаете, как ноги болят.
— О, Валентиныч. Я бы тоже на тебя в таких чоботах посмотрел, — заржал молодой.
— Хватит скалиться, — пожилой явно находился в стадии принятия решения. — Ладно, иди, только ноги не поломай.
Обрадованная столь быстрой развязкой Лена, забыв про сведенные судорогой стопы, резво поковыляла прочь.
— Нет, все-таки у баб мозг где угодно, только не в голове, — с сочувствием пробасил пожилой, глядя вслед прихрамывающей девушке.
В автобусе она обрушилась на ближайшее сиденье и со стоном вытянула ноги. Удостоверившись, что в салоне почти пусто, Лена воровато оглянулась и стянула сапожки, с наслаждением пошевелив пальцами. Ногам сразу стало холодно, но какая это была ерунда по сравнению с тем, что ей пришлось пережить.
— Ну как? — встретила ее мама, открывшая двери, едва только Лена поднесла палец к звонку.
— Никак, не дошла я, — она печально оглядела совсем новую обувь. Надеть эти сапоги она никогда больше не сможет, а жаль.
— Что значит «не дошла»? — потребовала уточнений Вероника Федоровна. — Упала по дороге или денег не хватило, чтобы доехать? Или струсила?
— Не угадала, — Лена, морщась, помассировала ноги. — Меня чуть не забрали в милицию. Я испугалась и вернулась.
— Так я и знала! — мама в ужасе прикрыла ладошкой рот. — Он связался с криминалом! Этого надо был ожидать. Я с самого начала подозревала именно такой вариант, но не стала тебя расстраивать раньше времени…
— Мам, Иван здесь ни при чем. Я даже не дошла до общежития. Мой внешний вид почему-то не устроил патруль на улице.
— А я говорила: с таким разрезищем порядочные девушки не ходят. Правильно, теперь хоть зашьешь
— И не подумаю, — огрызнулась Лена, переместившись в комнату.
— И что, мы так и будем жить в неведении?
— Мама, кто это «мы»?
— Ты, я и мой внук.
— А-а, — протянула Лена.
— Бэ, — не сдалась мама. — Ребенка надо растить, это и раньше было дорого, а теперь вообще цены немыслимые. Ты хочешь повторить мою судьбу?
— А чего плохого в твоей судьбе? И, может, уже пришло время рассказать мне о моем отце?
— Нечего рассказывать, — мама помрачнела и быстро ушла в кухню.
— Нет, хватит отлынивать от ответа! — взвилась Лена. — Сколько лет можно тянуть с этой мыльной оперой! Я имею право знать, и я не понимаю…
— Надеюсь, что никогда и не поймешь! — закричала мама. Лена в страхе смотрела на ее исказившееся лицо и злые слезы, градом лившиеся по щекам. — Когда через много лет твой ребенок придет к тебе с таким же вопросом, подумай, что ты ему скажешь?! Что?! Что ты сможешь ответить? Что в твоей жизни было двое мужчин, но теперь ни одного нет, а кто отец, одному богу известно? Ты сможешь такое сказать своему ребенку? А тебе придется, если ты не найдешь в себе смелости ответить за свой поступок. Ты даже не доехала до общежития, ты сразу сдалась! Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы, пока сама не разберешься со своими проблемами!
— Мама, — прошептала Лена. — У тебя что, тоже было двое… Все, как у меня?
— Я была менее испорчена, чем ты! Как тебе в голову подобное пришло? В моей жизни был только один мужчина, но я его потеряла!
— Он… папа умер?
— Тьфу! Какой он тебе папа. Мужчина, у которого я даже фамилию не спросила. Он сначала пришел в мою жизнь, а потом из нее исчез. Вот и вся история.
— И ты даже не попыталась его найти?
— Сначала нет, а потом было поздно. Я не знала ничего, кроме имени.
Какой ужас. Это, наверное, какая-то чудовищная закономерность, — Лене стало страшно до такой степени, что холодные мурашки от пальцев рук добежали до самого сердца, облепив его ледяным колким роем. — Я тоже ничего не знаю про Ивана. Это судьба, да?
— Нет никакой судьбы. Ерунда все это. Линия жизни зависит не от рисунка на ладони, а от человека. Каждый приходит в этот мир и топчет свою тропинку. Рано или поздно тропинка подходит к скалам. Кто-то обходит горы, стоящие на пути, и меняет направление, кто-то берет их штурмом, а кто-то садится и ждет конца.
— Ой, мама, это для меня слишком умно и красиво, но намек я поняла. Твое предложение я обдумаю, хотя гадко это все…
— Ты меня обвиняешь? — мамин голос сорвался.
— Мамуль, да ты что! — Лена порывисто обняла мать. — Разве это твоя вина, это мужики такие…
— Это мы дуры доверчивые, — тихо плакала у нее на плече Вероника Федоровна. — Замуж хочется, счастья простого, человеческого, уюта, кусок получше хочется у жизни оторвать, а она в ответ сама так укусит, что до самой смерти раны зализываешь. Живи лучше, Леночка, не так, как я. Борись, а я тебе всегда помогу.