Брачный приговор

Лав Агата

— Но мой отец не требует выкуп.

— Да, он нормальный, я подонок. Я помню.

Он говорит это без издевки.

Констатация факта и только.

Глава 30

Чертов

Я вижу, как немец выезжает с парковки отеля. Я приказал, чтобы за рулем был Артем. Пусть без водителя и охраны, только она и он.

Пусть уезжает. Малышка едва дышит, когда я рядом. Это не отвращение, но что-то, что я загнал ей глубоко под кожу. Она не может смотреть мне в глаза больше двух секунд, сразу берет

передышку и готова изучать любой угол в комнате. И она то и дело накрывает округлившийся живот ладонями. Сначала напрягает пальцы, как ставит надежный барьер, а потом выдыхает, убеждаясь, что опасности нет, и проводит с лаской.

Это бьет под дых.

И то, что ей на подсознательном уровне страшно рядом со мной. Мать твою, должно быть с точностью наоборот! Я должен защищать их. Ведь она совсем малышка, а это мой ребенок. И то, что я не могу дотронуться. Провести пальцами по ее шелковой коже, почувствовать, как изменилось ее тело, приласкать…

Тяга никуда не ушла. Меня как тянуло к ней магнитом, так и тянет. Не получилось вытравить другими женщинами, не вышло залить алкоголем и шальными деньгами. Как только она уехала из моей московской квартиры, стало совсем херово. А потом хуже и хуже.

До предела.

Предел выглядит как номер Самсонова, который горит на экране моего сотового. Я вызываю его, закидывая в рот таблетки. Голова раскалывается, вчерашний вечер помню смутно. Момент, когда отдавал приказ привезти ее, задержался в памяти, а вот что было дальше? Остались лишь крупицы. Ее напряженное лицо и отдельные слова. Острее всего врезалось в память ее постоянное “Капо”.

Капо.

Капо.

Капо!

Оно полосует по мозгам вместе с противными гудками.

Еще помню, как она прижалась ко мне щекой. Говорила жестокие глупости, что готова доставить мне удовольствие, что ради ребенка готова лечь под меня. Я повидал много скверного в жизни, но это первое в списке, что я хотел бы стереть из памяти.

— Где она?! — злой возглас Самсонова опаляет динамик. — Даже не думай…

— Она уже едет назад, — перекрываю его отцовскую истерику металлом, но ненадолго.

— Что ты сделал? Что с ней?!

Вот как выглядит проклятье.

От меня ждут только увечий. Ужаса и дерьма.

— Говори, урод! Не молчи!

— Виктор, у нее под сердцем мой ребенок. Что я могу ей сделать? — я заставляю себя выдохнуть, злость маячит и уговаривает послать к черту дипломатический тон. — Она провела ночь в моем номере, но между нами ничего не было. Я не тронул ее, мы только разговаривали.

— Как она оказалась у тебя?

Я слышу, как Самсонов на заднем плане уже связывается со своей охраной.

— Черный мерс, — я подсказываю ему марку и номер машины Артема, чтобы старику было, что передать своим. — С ней Артем, она хорошо с ним ладит. Больше в машине никого, ломать там некого.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Вчера я совершил ошибку. Я приказал привезти ее, и она поддалась, испугавшись.

Самсонов ругается в трубку. Он шипит от собственного бессилия.

— Она умная, — добавляю. —

Мы все понимаем, что я намного сильнее тебя. И если я захотел бы решить вопрос силой, я бы переломал тебе хребет.

— Я сдохну, но тебя к ней не подпущу! Я всё брошу на ее защиту…

— Я не хочу решать вопрос силой. Мне нужна твоя помощь, Виктор.

Самсонову требуется время, чтобы осмыслить мои слова. Я сам едва верю в них. Они кажутся логичными и правильными, но это сейчас, месяц назад я не поверил бы, что это возможно. А еще год назад пристрелил бы любого, кто осмелился бы сказать, что так будет.

Самсонов мой враг.

Главный, заклятый.

Так было очень долго, я остервенело рвался на самый верх, чтобы не оглядываться на его угрозы. На его людей, его статус, его куски власти. Он во многом был моим топливом, благодаря ему работал движок, который гнал меня вперед. Я хотел убить его. Сделать то, что ему не удалось сотворить со мной. И я был близок… я был чертовски близок. Только спичка перегорела вместе с появлением Татьяны. Я вдруг понял, что время в любом случае играет мне на руку, его эпоха уходит, а я только матерею. Становлюсь сильнее, пока к нему крадется старость. Он перестал быть достойным соперником и мне больше не хотелось его крови. Переиграть — да, забрать бизнес и оттеснить от главных сделок — да, но не уничтожить. Это прошло.

— О какой помощи ты говоришь? — с холодным подозрением кидает старик. — Что еще пришло в твою больную голову, Капо?

— Скажи мне одну вещь. Ты рад, что потерял столько лет вдали от дочери? Не видел, как она растет, как становится взрослой…

— Ближе к делу.

— Ты тоже не святой, Самсонов. Мы оба с тобой знаем, что мы за люди. В каком окружении набрали вес, что творили и как зарабатывали. Уверен, ты не рассказал ей и сотой части того, через что прошел. Ей и не нужно знать. Это мужской мир.

— Ты сам втянул ее в него. Ты сделал ее частью сделки.

— Я жалею, — горло жжет от произнесенных слов. — Я не могу без нее. Слышишь? Я не могу потерять ни ее, ни ребенка.

— Ты бредишь.

Он отмахивается от меня, не веря в то, что я несу. И правда. Я насмехался над ним в последнюю встречу, когда он был готов подписать любые документы, чтобы увидеть дочь. Бумеранг сделал слишком короткий круг.

— Я сейчас говорю с тобой не как с конкурентом, а как с ее отцом. Я не собираюсь давать клятвы и много говорить, ты всё равно не поверишь. Но не начинай войну, я не собираюсь воевать с тобой. Не прячь Таню от меня…

Я слышу мужской возглас на заднем фоне. Кто-то громко сообщает “приехала!”, и старик тут же бросает трубку. Я тоже ее бросаю. Швыряю в стенку, в которую та впечатывается со скрежетом.

Но она дома.

Это хорошо.

Сейчас успокоится, придет в себя.

Малышка…

На нее нельзя давить, но и бездействовать я не могу. Как проклятый экзамен! Впервые за долгое время я чувствую, что мои методы не работают. Ни власть, ни деньги, ни связи. Всё то, чего я добивался долгие годы, тут бесполезно.