Брачный сезон или Эксперименты с женой
Шрифт:
О Катьке я, конечно, грустил. Но не очень сильно. Все-таки когда-нибудь я ее снова увижу. Гораздо сильнее я тосковал по Марии Еписеевой. Ее я никогда больше не увижу. И не ходить нам вместе в музей, и не есть мне огурцы из трехлитровой банки в ее небольшой квартирке. Даже о Машином сыне, хулигане Еписееве, я думал с нежностью. Он, по большому счету, не так уж плох. Дни я проводил лежа на топчане лицом вниз. Изредка выбирался на прогулки, каждый раз страшась встретиться с Анютой.
Однажды утром, когда мадемуазель Веточкина отправилась торговать
Неожиданно мое внимание привлекла крошечная фигурка. Она двигалась по направлению к деревне. Где-то я ее уже видел. Сначала я подумал, что это Анюта, и попытался укрыться за щитом. Но потом присмотрелся внимательнее. Знакомая дубленка. Веточкина обычно щеголяет в тулупе, крест-накрест перевязанном платком. И в валенках. Эта же дама с трудом ковыляла по сугробам. И виной тому – модельные сапожки городской жительницы. Бог мой! Да это же… Это же Маша!
– Машенька! – выдохнул я и ринулся навстречу судьбе. К закату.
Глава 36
Профессия – следователь
Мы замерли посреди поля, как скульптурная группа «Мать и дитя». Я стоял на коленях, а мадам Еписеева гладила мою непокрытую голову руками в шерстяных перчатках. За время, проведенное мной у Афанасия Никитича, она ничуть не изменилась. Только ее синие глаза смотрели теперь куда более ласково и… осмысленно, что ли.
– Ну вставай, а то простудишься, – сказала Маша. – Собирай вещи. Поехали.
– Постой… – задохнулся я, – как же ты меня нашла? Ведь я никому…
Неужели она знает обо всех моих неприятностях?! Как стыдно… Должно быть, в ее глазах я последний трус. А еще обещал защитить ее от динозавра. Но и как приятно, черт возьми! Как же я ей благодарен и как же я… люблю ее.
– Для любящего сердца нет никаких препятствий! – напыщенно ответила мадам Еписеева.
Значит, и она меня любит! Наверняка, выбежав из театра и выбросив мои цветы, Мария сотню раз пожалела об этом.
– Значит, ты на меня больше не обижаешься?
Мария отряхнула с дубленки снег.
– Сначала я очень обиделась, – задумчиво проговорила она и резко добавила: – Все-таки это свинство с твоей стороны – позвал женщину в театр, а сам напропалую принялся кокетничать с какими-то шалавами!
– Да вовсе она не шалава! – пробормотал я. – И не ко…
– Лучше уж помолчи! – отрезала Маша и ухватилась за рукав моей телогрейки. – Так вот, – продолжала она, – вернулась я домой, вся злая, в слезах. День проходит, другой, а ты не звонишь и не звонишь. Ты ведь всегда звонишь, если чувствуешь себя виноватым.
Я энергично затряс головой.
– Вот я и подумала: а может, с тобой что стряслось… Подождала еще денек и позвонила сама. А
– Как? Разве дверь не выбита? – удивился я, вспомнив газетное сообщение о налете на мою квартиру.
– А почему она должна быть выбита? – в свою очередь удивилась мадам Еписеева.
– Ну как же? Меня ведь убить хотели, даже квартиру всю разгромили. Я сам в газете читал. Зачем же я, по-твоему, здесь скрываюсь столько времени?
Машины глаза изумленно расширились. Мы уже миновали дом Афанасия Никитича, но я решил не останавливаться, пока не выясню все до конца.
– А я подумала, что ты просто захотел отдохнуть. Дверь твоя на месте. Никто ее не выбивал… Да и тебя, вижу, пока не убили. С чего это тебе в голову взбрело?
Пришлось рассказать Маше об ограблении, о Мухрыгине и его угрозах. Она с минуту пристально смотрела на меня, подозревая, что я шучу, но, убедившись в обратном, звонко расхохоталась.
– Ну вы… мужики… даете! – с трудом выговорила она. – Один, значит, наплел с три короба про бандитов и про месть, а другой поверил и скрывается в глуши неизвестно сколько времени! Да уж, такого я не ожидала! Мухрыгина твоего давным-давно уволили.
Я покраснел, хотя кое-какие сомнения у меня еще оставались.
– Меня тоже уволили.
– Это я знаю, – отрезала Мария и тут же добавила, чуть помягче: – Вот и хорошо, что уволили. Займешься чем-нибудь дельным. А то что это за работа такая – учитель. Не мужское занятие. Больше для старушек да для девиц незамужних подходит. Хочешь, я тебя к нам устрою? В отель? Секьюрити. – Она поспешно пояснила, заметив, как поползли вверх мои брови: – Охранником. У тебя фактура подходящая.
– Погоди, – отмахнулся я. – А откуда ты знаешь о Мухрыгине? Да и обо мне тоже?
– Ну ты же не дал мне договорить. Про какие-то выбитые двери начал допытываться.
Мы дошли до конца деревни, сделали плавный разворот и зашагали в обратную сторону.
– Как я поняла, что тебя нет дома? – продолжила свой неспешный рассказ мадам Еписеева. – Первым делом обзвонила все больницы и морги: а вдруг ты повесился сгоряча? Но ни в больницах, ни в моргах тебя не оказалось. Тогда отправилась я в школу. А там толстая такая бабенка и говорит мне, – Мария подбоченилась и пропищала ехидным голоском: – Он уволен еще неделю назад.
– Это Римма Игнатьевна, – вздохнул я.
– Вот-вот, – подтвердила Маша. – Ну я тогда стала выпытывать у нее, что да как. А у вас там все такие оглашенные бегают! Прямо как у нас в отеле перед приездом какого-нибудь лорда! Словом, все на ушах стоят. И все бабы вокруг какого-то типа вьются. Он еще на Алена Делона похож. С трубкой…
– Это Хренов, – догадался я.
– Может, и Хренов, – мадам Еписеева зябко поежилась. – Я поняла, что толку от твоих коллег не добьешься, да тут наткнулась на девчушку глазастенькую. Она все у кактуса курила да на этого Хренова Делона таращилась.