Брак по расчету. Златокудрая Эльза
Шрифт:
— На, голубчик, — сказала она, нежно взяв в свои руки личико мальчика и целуя его, — это тебе. Мамочке я тоже кое-что принесла, — с радостной улыбкой продолжала Елизавета, вложив в руку матери четыре новеньких талера. — Сегодня я получила свое первое жалованье в институте.
— Ну что ты! — воскликнула мать, привлекая дочь к себе. — Прошлогодняя шапка Эрнста еще вполне приличная, а вот тебе нужны теплые перчатки.
— Мне, мама? Пощупай мои руки, я только что с улицы, а они такие теплые, как будто грелись у печки. Нет, это было бы излишней роскошью. Наш мальчик так вырос с прошлого года, а его шапка осталась того же размера, и потому эта трата была в данный момент самой необходимой.
— Ах ты, милая,
— На охоту? — рассмеялась Елизавета. — Уж не собираешься ли ты стрелять по несчастным воробьям в парке?
— Не угадала, Эльза! — возликовал мальчик и серьезно добавил: — В парке мне этого не позволили бы. Нет, в лесу, в настоящем лесу, где оленей и зайцев не перечесть, так что когда захочешь застрелить одного из них, даже целиться не надо.
— Я очень хочу знать, как отнесся бы дядя к такому отношению к благородным животным, — с улыбкой проговорил отец и, взяв со стола письмо, подал его Эльзе со словами: — Прочти его, милое дитя. Это от «лесного дяди», как ты его называешь, из Тюрингии.
Елизавета пробежала глазами несколько строк, затем стала читать вслух:
«…Князь, которому, по-видимому, кислая капуста с ветчиной кажется более вкусной, чем паштеты, изготовляемые французом-поваром в его замке Л., провел третьего дня в моем доме много часов. Он был в очень хорошем настроении и сказал, что думает взять мне в помощники письмоводителя, так как видит, что на меня возложено слишком много. Тут я воспользовался случаем и рассказал ему о том, как жестоко тебя потрепала судьба в последние годы и тебе, несмотря на все твои таланты и познания, приходится класть зубы на полку. Старик сейчас же понял, к чему я веду, и сказал, что готов взять тебя письмоводителем, потому что он меня… Тут он наговорил мне разных разностей, которые тебе совершенно незачем знать, но которым я, старый дед, так же обрадовался, как на экзаменах в школе, когда наш учитель сказал мне: „Молодец, Карл, ты хорошо сделал свое дело“. Ну-с, его светлость поручил написать тебе об этом и отдал соответствующие распоряжения. Содержание — 350 талеров и его дрова. Подумай — это неплохое предложение! А зеленый лес, по-моему, во сто крат лучше, чем ваша распроклятая каморка на чердаке, где вечно мяукают кошки и дым из целого мильона труб постоянно ест глаза.
Только не воображай, пожалуйста, что я из тех подлиз, которые пользуются расположением хозяев, чтобы пристроить своих родственников на теплое местечко. Знай, что, если бы ты был не тем, что ты есть, т. е. если бы ты не знал прекрасно своего дела, я скорее откусил бы себе язык, чем стал просить за тебя. Но, вместе с тем, я точно так же стал бы ходатайствовать за всякого совершенно постороннего человека, обладающего такими же знаниями, как ты. Не сердись, но ты знаешь, что я враг всего недосказанного и невыясненного.
Однако тут возникает загвоздка, которую следует обсудить. Собственно говоря, ты должен был бы жить у меня. Это оказалось бы вполне возможным, если бы ты был холостяком, которому нужны только четыре стены и крыша над головой для собственной персоны и ящик в комоде для воротничков и другой дребедени. Однако для целой семьи не найдется места в моей старой берлоге, которая уже давно нуждается в основательном ремонте, хотя высшие мира сего и не подумают об этом, пока она не развалится. Ближайшая деревня находится в получасе, а город — в часе ходьбы от лесничества. Это совершенно не подходит, так как ты не сможешь бегать в такую даль по скверной погоде, которая часто бывает у нас.
Вследствие этого моей старой домоправительнице Сабине, родившейся в соседней деревне, пришла в голову весьма нелепая мысль. Старый замок Гнадек, „блестящее“ наследие покойного фон
Ты знаешь, как я злился, узнав о завещании „блаженной“ памяти господина фон Гнадевица, а потому никак не мог заставить себя пойти хотя бы взглянуть на эту развалюху. Однако после уверений Сабины один из моих лесников вчера влез-таки на дерево, чтобы заглянуть в это совиное логово. Он сказал, что там черт ногу сломит — сильно все заросло. Тогда я сегодня утром отправился в городской суд. Однако там без доверенности твоей жены ключей не выдали и вообще вели себя так, будто в этой старой развалине хранятся невесть какие сокровища. Никто из тех, кто в свое время опечатал замок, не мог сказать мне, что делается в доме, потому что все они предусмотрительно туда не входили из боязни, что какой-нибудь потолок пожелает обрушиться на их мудрые головы, и ограничились тем, что налепили на ворота дюжину печатей с ладонь величиной. Я очень хотел бы осмотреть все это вместе с тобой, а потому решайся скорее, забирай своих и собирайся в путь…»
Тут Елизавета опустила письмо и, затаив дыхание, устремила горящий взор на отца.
— Ну, что же ты решил, дорогой отец? — задыхаясь, спросила она.
— Мне довольно тяжело сообщать тебе свое решение, — серьезно проговорил он, — потому что я ясно вижу по твоему лицу, что ты ни за что на свете не согласишься променять прекрасный шумный Б. на лесное уединение. Но, несмотря на это, ты должна узнать, что вон там, на столе, лежит, уже в конверте и запечатанное, мое прошение князю Л… Однако мы готовы принять во внимание и твое желание, а поэтому согласны оставить тебя здесь, если ты…
— Если Елизавета не поедет, так и я лучше останусь здесь, — перебил его маленький Эрнст, боязливо прижимаясь к сестре.
— Успокойся, голубчик, — со смехом проговорила Елизавета, — уж мне, наверное, хватит места в экипаже, а если нет, то ведь ты знаешь, что я отважна, как солдат, и бегаю так быстро, как заяц. Компасом мне послужит моя любовь к зеленому лесу, уже с детства занимающая немалый уголок в моем сердце. Таким образом, я мужественно отправлюсь в путь на своих двоих. Ну, что вы сделаете, когда в один прекрасный вечер бедный усталый путник в истоптанных башмаках и с пустыми карманами постучит в старые ворота замка и попросит приюта?
— Конечно, нам придется впустить его, вернее ее, — с улыбкой ответил отец, — если мы не захотим навлечь на свой ветхий дом месть всех добрых духов, оберегающих отважные сердца… Впрочем, тебе, вероятно, придется пройти мимо старого замка и остановиться у некой одинокой избушки в лесу, если ты захочешь найти нас, потому что вряд ли нам удастся устроиться в этих развалинах.
— Этого я тоже побаиваюсь, — заметила мать. — Мы с громадным трудом проберемся сквозь эти заросли, как некогда несчастные женихи Спящей Красавицы, а найдем там…