Брак по расчету
Шрифт:
– Я одна.
– Не одна. – Мама гладит меня по волосам. – Мы с тобой.
Я сделала три теста на беременность, и все они дали один и тот же результат: положительный.
И мне даже в голову не пришло прервать беременность.
Я подумала, что хотя бы на этот раз кто-то там наверху дал мне шанс на безусловную и вечную любовь.
Я больше не останусь одна. Да, возможно, мне и этому ребенку будет тяжелее, чем остальным, у меня будет только он, а у него – только я, но он получит всю мою любовь, ту, от которой
Эшфорд ничего не узнает. Я не позволю ему и всему негативу его мира вновь войти в мою жизнь.
Я пытаюсь найти силы двигаться дальше, но это не так легко. Не могу не думать обо всех тех прекрасных моментах, которые мы пережили вместе с ним, когда все еще казалось настоящим, чудом, которое случилось именно со мной.
И вот я сижу здесь, наблюдаю за сменяющими друг друга днями, в доме, который сняла для себя и родителей, которые заботятся обо мне со всем вниманием.
Новый дом сильно отличается от того темного полуподземного помещения или от требующей ремонта квартиры родителей. В конце концов я призналась им, что получила существенное наследство от бабушки Катрионы (опустив деталь с условием свадьбы с Эшфордом).
Поначалу они были ошеломлены, не отрицаю, но чувство обиды им незнакомо.
И вот я сижу и жду, когда же пройдет время, а занять мне его нечем, и эти перемены сбили меня как автобус на полной скорости. В Денби я всегда готовилась к какому-то событию, или пыталась спрятаться от Дельфины, или внимательно слушала ценнейшие лекции Ланса.
А здесь – ничего. Это непрерывное безделье меня мучает. На прошлой неделе я даже вернулась в театр, спросить, вдруг им хоть что-то может быть нужно, да хоть бесплатно сцену подметать, только бы чем-то занять руки. Но театр оказался закрыт, а труппа, как я и предполагала, распущена.
Так что я вернулась домой, только сделав остановку в магазине букинистики, чтобы поискать «Гордость и предубеждение» или «Укрощение строптивой».
Я всеми силами постаралась удалить Эшфорда из своей жизни: сменила телефон, прервала общение с Сесиль и Дереку тоже адрес не оставляла. Даже билеты на матч «Барселона» – «Арсенал» где-то валяются и выцветают, позабытые в каком-то ящике. Но Эшфорд бессознательно всплывает в мыслях, а, когда живот станет еще более заметен, у меня перед глазами будет вечное напоминание о нашем коротком и фальшивом романе.
86
Эшфорд
Она приехала не ко мне, но я все равно ее впускаю.
Вот уже несколько дней как в голове крутятся странные обрывчатые мысли, и я не знаю, к каким прислушаться. Увидев у дверей Сесиль, я почувствовал практически облегчение.
Как те отвратительные горькие лекарства, которые принимаешь с радостью, зная, что после этого тебе станет лучше.
Сесиль уверенным шагом входит в гостиную и садится в кресло у камина, положив руки на подлокотники.
Лучи света,
– Выглядишь ужасно, Берлингем.
Вступление типично в стиле Локсли. В ее голосе нет ни намека на оскорбительный тон, просто безжалостная искренность. И это правда, выгляжу я ужасно, сам так подумал сегодня утром.
– А ты не ходишь вокруг да около, Локсли.
– Это настолько очевидно, что было бы лицемерием не заметить. Я тебя таким не видела с тех пор, как в школе нам показали «Список Шиндлера».
Вздыхаю, но ничего не отвечаю. Пусть лучше она говорит. Господи, как же мне хочется, чтобы она что-то сказала.
– Где Джемма? Я вчера вернулась из Брюгге, звонила ей, чтобы пригласить в гости, но номер недействителен. Потом Ланс мне сказал, что ее нет, а ты меня вдруг непонятно почему впустил. Все это дурно пахнет.
– Ты что-нибудь знаешь? – резко спрашиваю я.
– Что я должна знать? – вопросом на вопрос отвечает она.
– Она ушла. Джемма ушла. – От этих кратких и коротких слов, таких четких и понятных, у меня сжимается горло.
– Ушла… ушла?
Я без сил падаю на диван напротив нее.
– Она собрала вещи и уехала.
– Мне кажется несколько поспешным решением. Вот так, ни с того ни с сего? Слишком импульсивно даже для меня.
– Мы поссорились, – признаю я, почувствовав укол совести. – Мы наговорили друг другу столько гадостей, сняли кольца, а она… она убеждена, что у меня интрижка с Порцией!
– А это так? – напрямую спрашивает Сесиль.
– Господи, нет! Я бы никогда… никакого…
– Никакого сравнения, согласна, – заканчивает за меня она.
– Ты с ней разговаривала? С Джеммой?
– Разумеется, нет. Если бы разговаривала, меня бы здесь не было. Не знаешь, где ее найти?
– Ни малейшего представления.
– В Лондоне, – предполагает она.
– Или в Дувре, или в Девоншире.
– Не говори ерунды, Берлингем. Джемма не из тех, кто отправится зализывать раны в уединенный замок у черта на куличиках. Она может быть только в Лондоне!
– Будь она в городе, я бы знал! Дерек бы мне что-то сказал! – По крайней мере, я так думаю.
– Я должна найти ее, – говорит Сесиль практичным тоном, поднимаясь с кресла и собираясь уходить.
– И как же?
– У меня в Лондоне немало таких знакомых, которые смогут найти иголку в стоге сена. Найдут и ее. Господи, Берлингем. Ты мне никогда особенно не нравился, но сейчас смотреть на тебя просто больно.
– Если ты ее найдешь, поговори с ней, скажи, что ты меня видела и что я не изменял ей с Порцией.
– Я знаю, что ты не изменял ей с Порцией. Ты бы не смог – не после встречи с такой, как Джемма. С ней единственной ты стал напоминать настоящего мужчину. По крайней мере, хотя бы какое-то время.