Брак по умолчанию
Шрифт:
Да, совершенно верно, Кэссиди ведь приглашала Энн к себе в гости!
На чашку кофе. В любое время.
Энн, конечно, ни в коем случае не хотела навязываться малознакомым людям. Но в случае чего она ведь всегда может вежливо извиниться и уйти.
Сколько сейчас времени?
О, да уже час дня!
Значит, она не нарушит правил приличия – время завтрака давным-давно миновало.
Хорошо бы, конечно, в запасе иметь какой-нибудь предлог для оправдания своего неожиданного визита. Позвонить Кэссиди по телефону она не может, значит, все, что остается – решительно постучать (или позвонить,
Но что ей сказать?
Что Энн пришла одолжить… чего? Соли, муки? Жидкость для снятия лака с искусственных ногтей или программу телепередач? Любой из этих предлогов окажется глупым, ведь супермаркет с обширным ассортиментом самых разнообразных товаров находится всего лишь в полквартала отсюда.
Энн выругала себя за нерешительность и шагнула к калитке, над которой красовался миниатюрный «дверной» звонок.
– Кто там? – раздался через некоторое время капризный голос. К огромному облегчению Энн, этот голос принадлежал Кэссиди.
– Кэссиди, привет! Это я, твоя соседка Энн Райс… то есть, конечно же, Энн Гринвуд. Ты как-то приглашала меня на чашку кофе, и я…
Запищало переговорное устройство, сигнализирующее о том, что Энн может войти. Энн, которая даже не успела закончить свою сбивчивую речь, вздохнула с облегчением.
Отворив калитку (та закрылась автоматически, бесшумно и плавно), Энн вошла внутрь. Необходимо было осмотреться: Энн озиралась вокруг, ее глаза расширились.
Ничего удивительного. По сравнению с этим особняком коттедж Брайана выглядел маленьким и жалким. Ну, а сада у Брайана вовсе не было. Здесь же Энн ощутила себя самой настоящей Алисой в Стране Чудес. Замысел хозяев был понятен не до конца – альпийские горки, лабиринты из вьющихся цветов и лиан, тропинки, уводящие неизвестно куда – все это создавало причудливое впечатление фантасмагорического Луна-парка.
Энн попыталась определиться с главной дорожкой: должна же одна из них в конце концов привести ее ко входу в дом!
– Энн, здравствуй! – послышался тягучий и томный голос Кэссиди.
Энн обернулась, но Кэссиди нигде не было видно.
– Вот же я! Вышла тебя встретить. Долго же ты собиралась ко мне в гости!
Теперь Энн заметила Кэссиди и поняла, откуда та вещает.
По правую руку от Энн находилась довольно обширная беседка – некое ее подобие создавали переплетенные кусты, ветви, побеги лиан. Посредине «беседки» были установлены качели. Кэссиди раскачивалась на них взад-вперед, словно свешиваясь с тонких длинных тросиков.
Картинка была столь же нелепа, сколь и забавна.
Великовозрастная девица, растопырив пальцы с длиннющими ногтями, едва держась за качели, выглядела, как дошкольница, при этом прикид «дошкольницы» тянул на несколько тысяч долларов.
Энн фыркнула про себя.
– Привет! – произнесла она вслух. – Я просто шла в супермаркет, но вспомнила про твое приглашение. И решила зайти – просто так, поздороваться…
– Дорогуша! Наконец-то! Знала бы ты, сколько раз я наблюдала твое фланирование по улице – и каждый раз ты миновала мой дом, каждый раз ходила туда-сюда, туда-сюда! Я уже решила, что ты пренебрегаешь бедняжкой Кэссиди! Мне ведь так скучно!
– Скучно? Тебе? – не поверила Энн. – Да ведь ты можешь заниматься,
Энн сказала это и тут же осеклась.
Во-первых, она сама находилась в похожей, если не идентичной, ситуации.
Во-вторых – да что она знает о Кэссиди? Тут же, ни во что не вникая, ничего не зная о человеке, берется судить о нем по внешнему виду и каким-то статусным атрибутам богатства, изобилия, благополучия?
Это неправильно. Даже родители учили ее никого не осуждать, не делать поспешных выводов. Вот только получалось, кажется, плоховато.
Пауза в разговоре затягивалась.
Качели бесшумно покачивались взад-вперед, взад-вперед.
Наконец Кэссиди, раскачавшись до предельно допустимой амплитуды, с победным криком совершила отчаянный прыжок вперед.
К изумлению Энн, трюк удался. Тринадцатисантиметровые каблуки, на которых пребывала Кэссиди, не помешали той благополучно приземлиться на ноги, правда, пошатнувшись, но довольно быстро восстановив равновесие.
Кэссиди протянула Энн руку. Энн невольно замерла, глядя на ярко-оранжевые ногти с белыми узорами на сияющем лаке. Это походило одновременно и на оперение какой-то причудливой цветастой птицы, и на впечатляющие когти хищного пернатого – например, кондора…
– Давай пойдем в дом! – заявила Кэссиди. – Тут стало уже слишком жарко! Моя кожа не перенесет подобного иссушения воздухом!
Энн пожала плечами.
Развернувшись на своих ходулях, Кэссиди зашагала к дому; Энн ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Сам дом производил на незнакомцев впечатление двумя вещами: своей ослепительной белизной и изобилием колонн, как несущих какую-то архитектурную нагрузку, так и чисто декоративных. Сюда бы еще позолоту, мельком подумалось Энн, и можно подавать заявку на участие в конкурсе «Лучший особняк в колониальном стиле».
Боже мой, что же за люди здесь живут?
Кажется, они используют любую возможность, чтобы хоть как-то выделиться – внешним видом, видом своего жилища, оформлением своего огромного сада… Чем не лабиринт для Минотавра? Правда, для очень радостного и доброго Минотавра калифорнийского происхождения.
Энн почувствовала, что все смешалось у нее в голове. Она чувствовала дурноту, начавшуюся то ли из-за жары, то ли от запахов десятков и сотен тропических цветов и растений.
Поэтому она почувствовала невероятное облегчение, когда Кэссиди широким жестом распахнула входную дверь, раздвинула обнаружившиеся за ней шелковые портьеры, и девушки оказались в помещении с прохладным кондиционированным воздухом.
Но и внутри было на что посмотреть.
Паркет, натертый до блеска, сияющий не то как мед, не то как чистое золото. Энн предположила, что хозяйка выдаст ей гостевые тапочки или же попросту предложит разуться – ан нет, Кэссиди спокойно и уверенно шла через весь холл в направлении лестницы.
Холл был украшен статуями в духе греческих нимф, духов и богов. «Не слишком ли много белого в одном декоре?» – подумала Энн, но вслух, разумеется, ничего не сказала.
Там и сям были расставлены золотистые, видимо, бархатные или даже замшевые пуфики на причудливо изогнутых ножках-лапах. Кэссиди шествовала через всю эту роскошь, даже не замечая ее.