Браки между Зонами Три, Четыре и Пять
Шрифт:
— Нет, нет, подержи мальчика еще. Думай о нем. Пусть малыш чувствует, что папа тут, с ним.
Бен Ата понял и поступил так, как она сказала. Позже, когда они немного перекусили, — потому что обоим казалось, что они не ели как минимум неделю, — и малыш тоже снова поел, Эл-Ит положила ребенка в общую постель, между родителями, настаивая, что это необходимо в эту ночь.
— Чтобы он узнал нас обоих, — объяснила она.
И так они провели эту ночь, спали крепким здоровым сном, и ребенок между ними, и Эл-Ит почувствовала, что снова возрождается, потому что Аруси наконец получил духовную пищу от своего отца.
И та ночь была просто чудесной для Бен Ата, который почувствовал, что его допустили разделить обычаи Зоны Четыре и ее образ мыслей, к чему, как он знал, он должен стремиться — ради блага своего народа.
Но следующий день оказался совсем другим. Прежде всего, снова вернулись
И хотя Эл-Ит, казалось, занималась только ребенком — весь день, каждую минуту, — она все время искала мужа глазами: где он, что делает?
А и правда что он делал? Мечтал, как бы поскорее улизнуть. И в полдень Бен Ата все же отправился к своим войскам, а вслед ему несся ее резкий обвиняющий голос — в котором звучал отзвук стыда за себя: Эл-Ит и впрямь было неудобно, а муж об этом знал и ей сочувствовал.
Кроме того, ему хотелось встретиться с Дабиб. Бен Ата не мог себе это объяснить, да и не старался. Он оправдывался тем, что хочет получить подробный отчет о родах от главной повитухи, но, в сущности, ему было наплевать на то, как проходили роды, по большому-то счету. Он отыскал Дабиб, которая в тот день ни разу не пришла к Эл-Ит, вечером в ее собственном доме. Бен Ата возвращался с военных игр, где он, конечно, был главнокомандующим, а Джарнти поручил заниматься всеми организационными вопросами. Бен Ата и Дабиб, убедившись, что дети спят, — теперь он разделял опасения женщины, ибо ему пришлось ощутить, что такое ответственность и житейский опыт, — сразу кинулись в постель, где оба получили большое удовольствие. Дабиб немного поплакала и попричитала, что она грешница, и более того — что и он такой же, как все мужчины, — но поскольку Бен Ата наслушался подобных упреков за свою жизнь, в том или ином выражении, то он не обратил на это никакого внимания. Сверх всего, он сроду не умел чувствовать себя виноватым, может, в силу врожденной бесчувственности или же из-за отсутствия должного воспитания.
Поэтому утром Бен Ата отправился на маневры, и спокойно смотрел в глаза Джарнти, и отдавал ему приказы как король своему генералу, и не возвращался до вечера. То есть, в общей сложности, его не было два дня. Он предполагал, что Эл-Ит вся изойдет на брань.
Но вместо этого она надела платье, которого муж до сих пор на ней не видел, — из розовой тафты. Волосы она причесала, как степенная женщина, что ему не очень понравилось. Да и выбор платья ему показался неудачным, оно, как ему почудилось, выражает плотское начало, — и в нем Эл-Ит выглядела слишком пухлой. Он догадался, что жена старается быть красивой для него, и это его огорчило, ибо Эл-Ит показалась ему еще более непривлекательной: он считал, что неприлично совокупляться с женой, пока она еще не оправилась от родов. Но, когда ребенка накормили и уложили спать, — не на их брачное ложе, а в колыбель рядом, — он все же овладел Эл-Ит, потому что она стала просто неузнаваемой: эта женщина буквально впивалась в него, она молила, но при этом была агрессивна, и все потому, что чувствовала себя пристыженной.
У Бен Ата возникло ощущение, что Эл-Ит не очень-то его хочет, а все, что она делает, — не из личной потребности, а просто надо, чтобы муж что-то ей доказал, — ей или себе, Бен Ата точно не знал. Тело жены показалось ему бесчувственным и вялым, и он не мог избавиться от воображаемого зрелища родов: тело Эл-Ит распростерто, раскрыто, а все из-за ребенка, который теперь спит рядом в своей колыбельке, и младенец казался ему в этой прорехе на теле невероятно громадным. И, входя в Эл-Ит, Бен Ата мысленно неотступно видел выталкивающегося наружу ребенка. Это вызвало в нем только ужас. Он этого ребенка просто возненавидел.
При первой же возможности Бен Ата отвернулся и сделал вид, что спит, и тут же действительно уснул, напоследок подумав, что теперь Эл-Ит вызывает у него только жалость. Хочется взять ее на руки, как ребенка, и приласкать. Но, очевидно, ей было нужно совсем другое.
Ее же сжигал стыд. Эл-Ит никогда раньше не позволяла себе такого, просто не была на подобное способна. Она не узнавала себя в этой раздраженной
Все же она оделась так, как никогда до сих пор не одевалась, и даже не чувствовала желания, — и все для того, чтобы привлечь Бен Ата, — так хотелось, чтобы он провел ночь с ней. Чего ради?
Эл-Ит лежала без сна, прислушиваясь к глубокому дыханию мужа и легкому прерывистому дыханию сына, слушала негромкий бой барабана, доносящийся из парка, и желала она только одного. Чтобы он перестал наконец бить и освободил бы ее.
Утром Бен Ата небрежно бросил несколько фраз о Дабиб, которая почему-то не явилась, и Эл-Ит сразу поняла, что произошло. В каком-то смысле она разгневалась: как это несправедливо и нечестно; ее обманули, ей нанесли ущерб, — словом, испытала такую сложную гамму чувств, что другая часть ее души оценила это состояние как безумие. Чувства так разрывали ее, что Эл-Ит даже обрадовалась, когда Бен Ата убрался к своим войскам. А когда появилась Дабиб, королева поцелуем успокоила ее, что принесло душевное спокойствие им обеим. Эл-Ит просто не могла воспринимать себя в роли тюремщика, обвинителя и собственника.
И, кроме того, она поняла, что была неправа, желая дать своему ребенку то, что в ее стране все дети получают по праву рождения. Здесь Аруси получит питание только для плоти, а остальное — только то, что сможет дать ему мать, ужедала, поскольку она родом из Зоны Три. Но мальчик не получит духовной подпитки отцов, это она уже поняла. Ничего тут не поделаешь. И, вероятно, она была неправа, упрекнув в тот первый вечер Бен Ата.
Встречалась она теперь с мужем очень редко. Он проводил в войсках сперва сутки напролет, позже — целые недели. Эл-Ит слышала — но не стала у него выяснять, — что он задумал настоящую войну против Зоны Пять. Если Бен Ата все же появлялся поздним вечером и заваливался к жене в постель, она давала ему понять, что устала, или даже что предпочитает спать на кушетке в своей комнате, из опасения, что у ребенка будет беспокойный сон и он ему помешает. Между ними теперь возникло отчуждение, они чувствовали себя как люди, которых обстоятельства обрекли на совместное пребывание, но твердо решили соблюдать взаимную вежливость.
Эл-Ит даже было не интересно, пользуется ли Дабиб снова благосклонностью ее мужа. Она решила не думать об этом, потому что бесконечно презирала то существо внутри себя, у которого мог возникнуть подобный интерес.
Мальчик рос здоровым и сильным, и мать уже подумывала об отлучении его от груди.
Именно в это время Эл-Ит увидела сон. Как будто она сексуально возбуждает Аруси. Он был одновременно и маленьким мальчиком, и подростком, и молодым человеком, и сон доставил ей неизмеримое удовольствие и ощущение правоты,потому что эти отношения — самые сильные из интимных отношений, какие только можно проявить самым естественным образом. Но одновременно Эл-Ит испытывала во сне сильные сожаления, потому что это действие освобождало сына от нее и он уходил к другим женщинам. И еще она испытала ощущение ответственности, потому что это не был вовсе не позорный проступок, а ритуал и необходимость, одобряемая всеми. Проснувшись, Эл-Ит поняла, насколько огромен контраст между теммиром, в котором для женщины было нормально самой знакомить сына с сексом, и миром этим,где такой акт считался невообразимым, ужасным, безнравственным. И Эл-Ит, казалось, что она бесконечно находилась в каком-то промежуточном мире, где ничто не было реальным, ничто не имело смысла.
Когда она увидела Дабиб — та поднималась по холму из лагерей через кусты, хватаясь за их верхние ветки, чтобы ощутить аромат листьев, то на фоне веселой и энергичной основательности этой женщины Эл-Ит показалась себе извращенкой, ей стало стыдно за свой сон, атмосферу которого она никак не могла отбросить.
Эл-Ит сидела на полу на большой красной подушке, а сын лежал рядом на синей и спал. На лице Дабиб, как обычно, сияла ласковая улыбка — она была искренне рада видеть их обоих. Потом, как всегда зоркая, она заметила, что Эл-Ит чем-то озабочена, и, сложив руки на груди, оперлась с озабоченным видом на центральную колонну: вся ее поза говорила об ожидании приказа и готовности услужить своей королеве.