Браки совершаются на небесах (новеллы)
Шрифт:
Ян Осмольский больше жизни любил свою ясную панну. Вот и отдал ради нее жизнь!
Марина знала об этой безнадежной страсти, которую Янек не в силах был утаить. Но у нее даже не было времени поплакать о погибшем юноше, таком красивом, таком бесстрашном… таком любимом! Тайно любимом…
Звуки окружающего мира вернулись к ней вместе с грубым окликом:
– Эй вы, польские шлюхи! Где ваш царь, где ваша царица?
В то же мгновение какой-то тяжелый ворох обрушился на Марину, и все стемнело вокруг.
– Откуда мне знать, где царь! – услышала
Марина затаила дыхание.
– Не знаю я, где царь! – твердила Барбара. – А царицы здесь нет, она ушла к отцу, там ее и ищите.
– Найдем! – мрачно посулил мятежник, и вдруг захохотал: – Мужики, гляньте! Сколько девок, и все растелешились! Не нас ли ждете?
– Подите, подите прочь, – испуганно начала твердить Барбара, и Марина почувствовала, что ее укрытие как-то странно заколыхалось. – Не троньте меня, побойтесь Бога!
Юбки Барбары начали подниматься, ноги ее испуганно затопотали. Послышался ее истошный визг, и Марина змейкой скользнула в сторону, к кровати.
Она не надеялась, что этот отчаянный маневр удастся, но помогло распростертое на полу тело пани Ванды Хмелевской: под его прикрытием Марина скрылась между пологом и кроватью, забилась в щелку, словно мышка, не дыша, смотрела на то, что творилось вокруг.
Толпа мужиков набилась в комнату и приступила к ее девушкам. Мужики шли на них, растопырив руки, словно кур ловили. На каждую бросалось сразу несколько, валили на пол, двое или трое держали, один насиловал – торопливо, в несколько стремительных движений достигал своего удовольствия и быстро уступал место сотоварищу. В этом было даже не любост-растие, а желание непременно опоганить девушек, взять их любой ценой, пусть даже ценой их жизни: потому что некоторым приставили к горлу ножи и только так сумели подавить их сопротивление. Марина вдруг поняла: для этих простолюдинов насилие – не злодеяние, а что-то сродни грабежу, словно навалились на барский стол, украли с него жареное мясо или сладкое печиво, какого отродясь не пробовали… Так же и здесь.
Марина больше не могла видеть этого. Зажмурилась, скорчилась на полу, молясь лишь об одном: чтобы никому не пришло в голову заглянуть за кровать. Если ее найдут… Господи, не допусти!
Неведомо, сколько просидела она так, безостановочно принося всякие мыслимые и немыслимые обеты и одновременно проклиная, однако все же подняла голову.
Сначала показалось, что она находится на поле брани, где валяются искалеченные тела раненых и убитых. Но это были ее фрейлины, которыми наконец-то пресытились их мучители и оставили несчастных в покое. Ни одного московита не было больше в комнате, и женщины слегка приободрились. Кто был покрепче, вроде Барбары, сами поднялись на ноги и помогали подняться подругам. Глаза пани Хмелевской неподвижно смотрели в потолок, и Марина
Господи великий! Верная пани Ванда, которую Марина помнила около себя с самого детства, покинула свою госпожу! И Янек умер… и, наверное, еще многих, многих из тех, к кому была привязана сердцем, сегодня утратила Марина.
О судьбе мужа она боялась даже подумать.
– Где государыня? – вдруг воскликнула Барбара. – Матка Боска, где панна Марина?! Что с ней?
– Я здесь, – с трудом разомкнула запекшиеся губы Марина, выбираясь из своего убежища. – Со мной ничего, ничего…
Она не договорила и с криком ужаса отпрянула за спину Барбары: в дверях появилась фигура какого-то мужчины.
Напуганные до полусмерти девушки кинулись по углам. Марина с жалостью увидела, что они еле передвигают ноги.
– Где ваша госпожа? – встревоженно крикнул мужчина, и Марина узнала его: это был боярин Борис
Нащокин, знакомый ей со времени венчания на царство. – Где пани Марина?
Перед этим боярином Марина не могла обнаружить своего страха. Выступила вперед.
– Я здесь, сударь, – произнесла высокомерно. – Что ты желаешь мне сказать или передать? Или просто явился полюбоваться на то, что натворили твои псы?
– Это произошло против нашей воли, – угрюмо принялся оправдываться Нащокин. – Клянусь Господом Богом, что ничто подобное не повторится.
Сердце Марины забилось где-то в горле. Она заметила, что Нащокин ни разу не назвал ее царицей или государыней и ни разу не упомянул о Димитрии.
– Где государь? – спросила она, с трудом справившись с комком в горле. – Где мой супруг? Я приказываю проводить меня к нему!
Злоба исказила красивое лицо Нащокина:
– Твой муж, самозванец и расстрига, убит. И довольно вам, ляхам, приказывать нам, русским! Кончилось ваше время!
Марина качнулась, но Барбара подхватила ее под локоть и помогла устоять.
Нет, держаться! Не показывать москалям своей слабости, не унижаться перед ними!
О Матерь Божия, Димитрий убит… Она утратила его, ради которого перенесла столько, столько… ради кого явилась в эту варварскую Москву!
А ведь сегодня, именно сегодня народ московский должен был приносить присягу Марине как царице!
Вдруг раздались тяжелые шаги, и в комнату вошел князь Василий Шуйский.
Окинул взглядом разорение, царившее здесь… и Марине показалось, что князь с трудом сдержал злорадную улыбку.
– Ты уже слышала, что Отрепьев убит? – спросил спокойно. – Тебя будут охранять, потом отведут к отцу. Что бы ты хотела взять отсюда с собой? Назови только то, что принадлежало тебе. Все подарки, сделанные тебе самозванцем, награблены у московитов, поэтому их отберут у тебя.
Марина раздвинула губы в деланой улыбке. Лишилась мужа, лишилась царства, лишилась Янека… неужто Шуйский ждет, что Марина Мнишек, русская царица Марина, станет цепляться за тряпки?!
– Я хочу, чтобы мне вернули моего арапчонка, – холодно сказала она и отвернулась от Шуйского.