Браконьеры. Дилогия
Шрифт:
– Я вам позвоню.
– Или я вам.
Неподалёку, за последним домом хутора раздался взрыв хохота.
Оба повернули головы в ту сторону.
– Разрешите проводить? – сказал Максим.
– Мой дом напротив, – отказалась Ольга. – До завтра.
Она быстро перешла дорогу, скрылась в палисаднике соседней хаты.
Максим проводил девушку глазами, отмечая особенности походки и достоинства фигуры, вернулся в дом.
– Согласилась? – прищурился Пахомыч.
– Позвонит, – задумчиво ответил Максим. – А может, и не позвонит, особа она волевая, себе
Спать он лёг совсем рано, сразу после десяти часов вечера, с удивлением подумав, что ему нравится простота уклада родичей и их природно добрая линия жизни. Они принимали жизнь такой, какой она была, не ругая ни большую власть, ни местных чиновников, озабоченных своей выгодой, ни соседей. С ними было тепло и уютно.
Однако спокойно уснуть ему не дали.
Уже засыпая, краем уха он поймал далёкий девичий крик, лёг было на другой бок и рывком сел на кровати. Вспомнились «быки» в камуфляже, приставшие к Ольге. Никакие моральные принципы их не тяготили, и поиск «других тёлок» на хуторе мог закончиться печально, тем более что служили они какому-то генералу, считая его железной «крышей».
Пахомыч, увидев одетого в спортивный костюм племянника, удивился:
– Ты куда?
– Пойду посмотрю, что за шум.
– Не ходи, охотнички бузят. Федосовы представили им новую домовину, а рядом Пинчуки живут, три девки у них, и все не замужем.
– Я сейчас.
Максим вышел на улицу, обошёл дом Песковых, вглядываясь в его окна и желая увидеть Ольгу, но никого не увидел. Зато во дворе нового дома дым стоял коромыслом, по двору метались две девушки, причём без особого веселья, судя по их вскрикам и слезам, одна из них увернулась от широкоротого бугая, выбежала на улицу. Здоровяк рванулся за ней, увлекшийся забавой, и наткнулся на Максима. Остановился, туго соображая, что за препятствие выросло на пути.
Солнце зашло за леса, но было ещё светло; в этих краях оно садилось летом к одиннадцати часам вечера.
Девушка, плотненькая, невысокая, в зелёной маечке и джинсах, обтягивающих полные бёдра, спряталась за спину Одинцова, всхлипывая.
– Дяденька, скажите им, пусть не лапаются!
– Дяденька, – ухмыльнулся широкоротый, – шёл бы ты отсюда! Не мешай веселиться.
Возня во дворе прекратилась.
Вторая девчушка съездила ушастому верзиле по физиономии, шмыгнула в дом, за спину какой-то пожилой женщины.
Ушастый заметил Максима, шагнул к калитке, почёсывая щеку.
– Вот дурра, в баню не хочет. А это хто?
– Где родители? – спросил Максим у спрятавшейся за спиной девчонки; ей от силы было лет восемнадцать.
– Папа в бане, с приезжими, мама к соседям ушла.
– А это что за женщина?
– Тётя Хруза. Шурка там сидит.
– Проводить? Или ты лучше у соседей посидишь?
– Вот сучара! – опомнился широкоротый. – И тут вмешивается! А не хочешь засунуть… в… – Он грязно выругался.
Максим сдержался.
– Идём к нам?
Девчонка кивнула, со страхом глядя на мордоворотов, разгорячённых спиртным.
– Ну уж х… тебе! – рявкнул широкоротый, ударом ноги снося калитку.
Под зеленовато-коричневой
1
Унибос – универсальная боевая система.
Вспомнились тренировки с наставником по барсу.
На каждый удар-выпад Максима он реагировал экономным движением туловища, то сближаясь, то удаляясь от соперника, то отклоняясь влево или вправо. Почти все атаки Одинцова он пропускал мимо, и это при том, что Максим сам был чрезвычайно подвижен, несмотря на габариты и вес.
Работа в таком ключе вообще производит большое впечатление на противника и очень зрелищна, хотя очень утомительна: боковые мышцы человеческого тела развиты слабее всего и держать их в постоянном тонусе трудно. Однако Максим в совершенстве постиг это искусство, находясь в постоянной физической форме, поэтому, показав широкоротому бойцу умение «качать маятник» и заметив его растерянность, вошёл в темп и одним ослепляющим ударом в лоб послал атлета в нокдаун.
Широкоротый отшатнулся назад и упал на забор, едва не повалив всю секцию.
Его ушастый напарник тупо проводил приятеля глазами, поднял голову, шагнул к Максиму.
– Ты… щас…
– Ох, не советую, – не двинулся с места Максим. – Дорого будет стоить.
– Чего?
– Лечение.
Во дворе появились четверо мужчин, обёрнутых простынями, с банками пива в руках. От них валил пар.
Лопоухий оглянулся.
Первым подбежал чернявый тип с усиками, глянул на ворочавшегося у забора мордоворота, заговорил быстро:
– Что тут происходит? Петро, я же говорил!
Лопоухий растерянно кивнул на Одинцова:
– Он… вот… тута…
– Сажайте своих псов на цепь, – посоветовал Максим. – У них крыша едет от сознания вседозволенности.
К забору вышел могучий толстяк с холодными угрюмыми глазами навыкате. С него градом катил пот.
– Ты чего себе позволяешь, не знаю, кто ты там есть?
– Беги домой, – погладил по плечу вздрагивающую девчушку Максим, ответил: – Врач я, больных лечу, вразумляю, кого надо.
– Я сейчас позвоню кому надо, врач, живо ознакомишься с… коллегами.
Максим усмехнулся уголком рта, покачал пальцем.
– Так ведь и я позвонить могу, господин генерал или кто вы там на самом деле. Проверим, чьи коллеги приедут раньше?
– Геннадий Фофанович, – взревел лопоухий бугай, – разрешите, я его в бараний рог!..
Толстяк окинул спокойное лицо Максима нехорошим оценивающим взглядом, махнул рукой.
– В другой раз, не будем портить себе отдых.
– И другим тоже не надо, – согласился Максим, поворачиваясь к ним спиной.