Бракованные
Шрифт:
– Давай, завтра я зайду к тебе, поговорим? Сейчас действительно не могу, я в дороге.
Наскоро попрощавшись, завершаю звонок. Состояние матери – не та тема, на которую хочу разговаривать с отцом. Они расстались… плохо, и за двенадцать мало что изменилось. Разве что тихая война превратилась в вежливый нейтралитет, и этого уже достаточно, большего не нужно.
Спустя четыре часа я оказываюсь на месте. Сумерки сгущаются, и я с тоской понимаю: к Арине действительно не успею. Работу пропустил, все просрал сегодня. Ворота приоткрыты, я захлопываю их за собой, опускаю засов, а на меня
– Прости, парень, – смеюсь, взъерошивая шерсть на холке, – я с пустыми руками.
Каспер садится у ног, тяжело вздыхает, смотрит на меня с осуждением, зевает и облизывается, но снова дает слабину, прыгает вокруг, радостно виляя пушистым хвостом. Знает, что пачкать лапами нельзя, но и держаться поодаль не может – скучает.
– Я тоже по тебе жутко тоскую, друг, – говорю и глажу Каспера по голове, треплю лохматые уши.
Когда дань уважения лучшему другу отдана, вхожу в дом. С кухни несется аромат еды, кофе, а я сбрасываю ботинки, вешаю куртку на крючок. Тетя Наташа выходит мне навстречу, улыбается и крепко обнимает.
– Она немного успокоилась, – шепчет мне на ухо и добавляет громче: – Алла, смотри, кто приехал!
Зареванная мама выходит из кухни, шмыгает носом, похожая на призрак самой себя. Черт, она же не всегда была такой! Я еще помню ее улыбчивой и смешливой, радостной. А сейчас она будто лет двадцать прибавила, поникшая и печальная.
– Сынок, зачем ты… у тебя все хорошо? – мама цепким взглядом ощупывает мое лицо, а я спешу заверить, что просто соскучился. – Проходи, у нас как раз плов готов. Вкусный получился, пальчики оближешь.
Мама снова всхлипывает, а я осматриваю прихожую. Каждую трещинку тут знаю, каждый завиток обоев, вот только давно не чувствую себя здесь уютно и безопасно. Тетя Наташа хлопает меня по плечу. Ее рука задерживается между моих лопаток, поглаживает, дарит поддержку. Когда мама скрывается на кухне, тихонько говорит:
– Игорь ушел и все ее деньги забрал, – поясняет, а я сжимаю челюсть так крепко, что вот-вот зубы крошиться начнут. – Мир, спокойно!
Она меня знает хорошо, знает, на что бываю способен, но я, похоже, устал. Во мне совсем не осталось запала, психовать не хочется. Только головой о стену биться.
– Яйца бы этому Игорю оторвать, – говорю едва слышно, сжимаю руку в кулак, а тетя Наташа тихонько ругается.
– Ты опять дрался? Мирослав, ну сколько можно?!
– Это было дерево, – одергиваю руку, которую тетя Наташа в деталях рассматривает, охает и причитает. – Она приготовила плов?
Перевожу тему и получаю в ответ грустный кивок.
– Мирослав, не бери в голову, – мнется, глаза отводит. – Игорь любит плов.
– Она его ждет?
Тетя Наташа кивает.
– Он утащил все ее деньги, а она готовит ему плов?
В голове не укладывается. С этим придурочным
– Мама, ты опять?
– Я немножко! – всплескивает руками и расплывается в несмелой улыбке. – Сынок, садись, кормить тебя буду. Ты приехал, это очень хорошо. Но голодный, наверное?
Она неловко суетится, смеется, а глаза снова на мокром месте. Вот-вот разрыдается.
– Мама, сколько это будет продолжаться? – рявкаю и упираюсь руками в стол. Нависаю над ним, смотрю на бледную и растерянную мать. – Ты из-за него пьешь. С ним тоже. Плачешь потом.
– Мирослав, – добавляет строгости, брови к переносице сводит, поправляет измятый халат. Не очень чистый, надо отметить. – Я, в конце концов, твоя мать. Я старше тебя, умнее и опытнее. Не лезь в мою жизнь, имей уважение!
Погрозив мне ложкой, она возвращается к кастрюле и зачерпывает горку плова. Плова, который я на дух не выношу. С детства. Но сейчас, когда у мамы очередная драма, когда она срывается в тоску и истерику по ушедшему Игорю, о таких мелочах не помнит. Собственно, когда помнила? Но об этом сейчас думать не хочется.
– Алла, ты бы это… не перекладывала на парня это все. Нервы подбери, он ни в чем перед тобой не виноват, чтобы ты орала тут.
Тетя Наташа сердится, всегда готовая встать на мою сторону.
– Наташа, ты-то куда лезешь? – восклицает мама.
Мать нервно поводит плечами и гневно заявляет, что сама умная, поумнее прочих.
– У самой-то ни мужика нормального никогда не было, ни детей. А туда же, ты гляди, поучать решила.
Тетя Наташа качает головой и разводит руками. Мол, сколько можно? И порывисто выходит из кухни, чтобы покурить на балконе, снять стресс. Мать в периоды своей тоски и мертвого достанет. Иногда я удивляюсь, зачем тетя Наташа ее терпит? Чтобы вот периодически мокрой тряпкой по щекам получать и глотать горький дым вперемешку со слезами?
– Зачем ты так с ней? Она хорошая, ты бы пропала без нее.
Мать всхлипывает, запрокидывает голову, моргает часто. Вот-вот заплачет, но каким-то чудом у нее получается сдержать слезы. Снова принимается орудовать в кастрюле, а меня бессильной злобой накрывает:
– Мама, да оставь ты уже этот плов!
Мама вздрагивает, ложка падает обратно в кастрюлю, а тарелка отправляется в мойку. Закрывает лицо руками, плечи мелко-мелко дрожат. Все-таки плачет, а у меня сердце рвется на части.