Браслет из города ацтеков

Лесина Екатерина

На кухню, слава богу, не поперся, предоставив Лиске несколько секунд свободы. Она вытащила фрукты, придирчиво отобрала пару персиков, белый грейпфрут, вишню и киви и отправила в соковыжималку. Достав из буфета бутылку виски, отмерила на два пальца.

Дополнила композицию двумя листиками мяты и кубиками льда.

Принесла. Подала.

Замерла.

– Молодец, – похвалил папик, пробуя. – Хоть на что-то ты способна.

И тут в дверь позвонили. Лиска ждала этого звонка со вчерашнего дня,

с того самого момента, когда она поняла, какую непростительную ошибку совершила.

Нельзя было звонить Вась-Васе! Пусть бы кто-то другой разбирался с тем, что произошло в пустом ангаре. И какая разница, что другие заглядывают редко, особенно зимой…

Звонок надрывался. Папик мрачнел.

– Чего встала? Открывай иди. Или ты думаешь, что я тут бегать должен?

Лиска кивнула и бегом кинулась к двери. Ухало сердце. Только бы кто-нибудь другой… только бы…

Она не стала смотреть в глазок, равно как и спрашивать, кто за дверью, просто открыла и замерла. Невидящий взгляд выхватил такое знакомое и такое чужое лицо.

– Привет, Лиза, – сказал Вась-Вася. – А я к тебе. Пригласишь в гости?

Она отчаянно замотала головой, но Вась-Вася никогда не слушался. Отодвинув Лиску, он вошел в прихожую и громко, нагло поинтересовался:

– Есть кто еще дома? Полиция!

Лиска закрыла глаза. Катастрофа приближалась.

Она пошла за Вась-Васей, стараясь держаться в его тени, потому что тень была безопасна. А в гостиной Лиска нырнула в угол, отгороженный чайным столиком. Она села на козетку, сложила руки на коленях и представила, будто ее, Лиски, нет в доме.

Она в другом месте.

На берегу моря. Волны накатывают на белый песок. Темные камни, облизанные водой, сияют на солнце. Колышутся листья пальм. Играет ветер полыми трубками, которые местные жители развешивают, чтобы отгонять злых духов.

Папика трубки раздражали.

– И чего надо? – поинтересовался папик, отставляя стакан с коктейлем.

– Поговорить, – ответил Вась-Вася. Интересно, что он видит? Вальяжность? Солидность? Или девяносто восемь килограмм рыхлого мясца в оболочке дряблой кожи. – Представьтесь.

– Михаил Евгеньевич Савростин, – папик глядел на Вась-Васю сверху вниз. Он умел взглядом демонстрировать собственное превосходство и чужое ничтожество. – А вы чьих будете?

– Ничьих. Это ваша жена?

– Это моя подружка.

Лиска вжалась в угол.

Нету ее здесь. И вообще нету.

– Замечательно. Здесь недалеко убийство случилось. Убийство… ничего не слышали?

Папик хмыкнул.

– Не слышал. Не видел. И ничего не знаю.

– А вы?

От взгляда Вась-Васи Лиска оцепенела. Так, наверное, змеи гипнотизируют несчастных кроликов. Плохо-плохо-плохо…

– И она ничего не видела, не слышала и не знает, –

ответил за Лиску папик. Осталось лишь кивнуть, подтверждая. И бросить умоляющий взгляд на Вась-Васю: не выдавай.

Только когда змеи кроликов щадили?

– А вот здесь вы ошибаетесь, – произнес Вась-Вася, усаживаясь в кресло. – Именно Елизавета Васильевна Гальдина сообщила о преступлении. В пять часов тридцать две минуты вчерашнего дня. Или правильнее сказать утра?

Катастрофа случилась. Не дрогнули стены, не обвалилась крыша, не разверзлась земля, поглотив Лиску, – все было хуже.

– Ты ошибся, мальчик, – папик говорил тихо-тихо.

– Нет.

– Лиза…

Лиска съежилась.

– Значит, правда. И где это ты, спрашивается, гуляла вчера в пять часов тридцать две минуты? – папик поднялся. – Где гуляла, тварь неблагодарная?

– Я попросил бы вас.

– Заткнись.

Папик наступал, наступал и, добравшись до столика, отшвырнул его, как будто этот столик ничегошеньки не весил. Зазвенело стекло, хрустнуло дерево, а потная папикова рука вцепилась в Лискины волосы.

– Хвостом крутить вздумала?

– Н-нет.

Оправдываться бесполезно, но молчать нельзя. Папик еще сильнее разозлится. И Лиска, решившись, открыла глаза. Какое же у него страшное лицо. Лоснящееся, красное, как переспевший помидор.

– А я-то думаю, чего это мне с утра нехорошо… накачала?

– Эй, ты…

Вась-Вася, разрушивший Лискину жизнь, стоял не шевелясь. Пусть уходит. Если он уберется сейчас, у Лиски есть шанс все вернуть. Она соберет осколочки и склеит их ложью, как делала не раз и не два.

– Накачала, – с удовлетворением заметил папик и второй рукой сдавил Лискины щеки. Пальцы у него были железные и пахли фруктами. – Ах ты дрянь такая…

Он потянул Лиску, заставляя встать, а потом толкнул, совсем как столик, и Лиска упала. Больно не было, она умела падать и, перекатившись, сворачиваться клубком. И дыхание задерживать. И притворяться, что море совсем рядом.

Шепчут волны. Гулко перестукиваются полые трубки.

– Слушай, ты… – тень Вась-Васи накрыла Лиску, заслоняя от папика.

– Это ты послушай, щенок ментовский. Спасибо, конечно, за наводку, но теперь свободен. Давай, топай, если не хочешь с работы слететь.

– Да не вопрос. Но она пойдет со мной.

Рокот волн нарастает, стирая иные звуки.

– Не лезь в чужую жизнь, мальчик, – с неожиданным благодушием заметил папик. – Один фиг только хуже сделаешь.

– Лиза, вставай.

– Вставай, Лиза. Проводи гостя. А то о нас плохо подумают.

Она не может уйти. Не сегодня. Не сейчас. У нее планы. У нее жизнь, которая Вась-Васе непонятна. А у него – глаза удава, перед которым Лиска – кролик.