Браслет. Повести о лошадях
Шрифт:
Наездники повернули лошадей и съезжали с круга мимо трибун. Публика неистово кричала и хлопала в ладоши. Африкан, улыбаясь, раскланивался, отвечая на приветствия. Он был бледен, и крупные капли пота скатывались с его лба. Через весь ипподром с верха рублевых трибун гремел знакомый бас, покрывая выкрики и хлопки:
– Браво! Браво! Молодец!
Рыжебородый огромный дядя, оглушительно хлопая черными руками, стоял у барьера.
Когда Африкан слез с качалки и пошел на весы, Рыбкин заметил, как сильно у него дрожали руки. Носовой платок он сунул мимо кармана и не заметил этого.
Браслет стоял рядом,
После приза Браслет начал прихрамывать. Ветеринар нашел растяжение мускулов плеч и крупа.
– Без отдыха гоняли, пока не перетянули, ироды, – определил Рыбкин.
– Выходится, – решил Лысухин.
Браслета лечили. Два раза в день массировали поврежденные места. Ветеринар впрыснул ему под кожу жидкость, от которой вспухли лопатки и суставы на ногах.
Недели через две Браслет перестал хромать, и его первый раз попробовали работать махом. Помощник Африкана проехал два-три круга, ослабил вожжи и послал жеребца на мах. Браслет пошел широкой размашкой. Помощник щелкнул языком и отпустил вожжи, заставляя жеребца идти резвее, но Браслет шел только размашкой, упорно не слушаясь. Помощник съехал с круга. Через полчаса он снова появился на нем. В руках у него был длинный английский хлыст.
– Жеребенок на все четыре ноги жалуется. Зачем они его мучают? – возмущался Рыбкин.
Седок взмахнул хлыстом и щелкнул языком. Браслет рванулся и сразу заскакал.
– Гляди, скакать начал, – плакался Сенька, тормоша Рыбкина.
– Бежать больно, оттого и скачет, – сказал Рыбкин.
Помощник остановил Браслета и, вернувшись на прежнее место, опять послал его врезвую. Браслет не принял и пошел тихой рысью.
Тогда седок подался вперед и с силой ударил Браслета хлыстом. Жеребец замотал головой и пошел быстрее. Лицо у ездока расплылось в довольной улыбке. Но, поравнявшись с воротами, Браслет на полном ходу повернул вправо и влетел во двор. Качалка с треском ударилась о косяк и разлетелась. Все это произошло с молниеносной быстротой. Седок не успел даже испугаться, как уже лежал, растянувшись на земле. Браслета задержали во дворе и повели распрягать. Неудачный ездок поплелся следом, ругаясь и прихрамывая. У конюшни его встретил наездник.
– Лошадь сошла с ума, она разбила качалку и чуть не убила меня, – жалобно сказал помощник.
– Почему же вы сразу не съехали с круга? Лошадь не должна чувствовать, что она сильнее, – орал всегда спокойный Африкан на своего помощника. – Теперь я должен в третий раз ехать на нем на круг. Заведи лошадь в конюшню, закрой ворота и подай хлыст, – приказал он Сеньке.
Сенька подал хлыст. Африкан спокойно, без злобы, стегнул несколько раз Браслета хлыстом. Браслет метался и дрожал при каждом ударе.
Третий раз Браслет вышел на круг. Сам Африкан Савин сидел в качалке. Очутившись на дорожке, Браслет, не дожидаясь посыла, рванулся и понес. Африкан откинулся назад и почти повис на вожжах. Разбрызгивая пену, храпя, Браслет несся по кругу. Мыло пышными хлопьями повисло на сбруе. Удила рвали рот, но он уже не чувствовал боли. По кругу раздался тревожный
– Берегись!
Наездники, торопясь, съезжали в сторону.
По большой дорожке, закусив удила, неслась обезумевшая лошадь. Она неслась прямо на забор и каждую минуту могла убить наездника и убиться сама.
Но вот Браслет разжал зубы. До забора не оставалось и десяти метров, когда, почувствовав ослабление вожжи, он чуть-чуть отпустил удила. И в то же мгновение Африкан изо всей силы потянул к себе вожжи и, упираясь в стремена, разогнулся, как пружина.
Изо рта Браслета брызнула кровь. Он захрипел и грохнулся на песок вместе с качалкой. Мгновенно сбежались люди и окружили упавшую лошадь. Браслет лежал не двигаясь, откинув голову, и тяжело дышал… Африкан встал с земли, отпустил подпругу и подтянул уздечку. Браслет открыл глаза, поднял голову и посмотрел на людей, словно проснувшись. Африкан ласково похлопал его по шее и дернул еще раз. Браслет поднялся и теперь стоял, дрожа и пошатываясь. К потным бокам прилип толстый слой песка. Капли крови медленно скатывались с губ. Рыбкин взял его под уздцы и повел в конюшню. Сенька сзади поддерживал разбитую качалку. В конюшне Рыбкин сказал, ни к кому не обращаясь:
– Такой наездник, и такой дурак!
На следующий день между хозяином и Африканом Савиным произошел короткий разговор.
– Господин Лысухин, – сказал Савин. – Браслету Второму нужен длительный отдых. Мой совет – увезти его на это время за город на траву.
– Через три недели разыгрывается десятитысячный приз, и когда его возьмет Браслет Второй, тогда можно будет говорить о травке.
– Браслету Второму необходим немедленный отдых, – повторил Африкан.
– А мне необходимо десять тысяч. Конюшня последнее время слабо себя оправдывает, – упрямо сказал хозяин.
– У него плохое сердце, он может погибнуть.
– Что же делать, спорт связан с риском. Кстати, Браслет теперь стоит дешевле суммы приза. Свою стоимость он уже отработал, и я могу рискнуть.
– Лошадь отказывается работать. Она будет защищаться.
– Такой наездник, как вы, может заставить ее идти и сделать все, что он хочет. Двадцать процентов будут ваши. Браслет все равно пойдет на приз, и вы потеряете две тысячи. Подумайте.
– Я на нем не поеду, господин Лысухин. С Браслетом Вторым раньше двух месяцев наезднику делать нечего. Я не ветеринар и не коновал.
– А я десять тысяч считаю в своем кармане, – услышал наездник, уходя из кабинета.
Скоро в конюшне появился новый наездник – англичанин Фильмер.
Фильмер славился умением укрощать строптивых лошадей. Сам он рассказывал множество невероятных и поразительных случаев из своей тренерской практики. Среди специалистов он пользовался неважной репутацией. Настоящие тренеры и наездники старались держаться от него подальше. Зато у барышников, у мелких владельцев и игроков он был в большом почете. Внешность его приятностью не отличалась. Небольшого роста, кривые короткие ноги в ботфортах подпирали большое, сильное туловище. Длинные руки свисали почти до колен. Голова квадратная, из-под крючковатого носа торчали пушистые усы. Сизые от бритья щеки и круглые черные глазки под редкими бровями дополняли портрет. Говорил он очень громко и очень много.