Брат для волчонка 3
Шрифт:
— А ты кто? — спросил он, морщась.
Кажется, я его помял. И вот эта его болезненная гримаса вдруг успокоила меня совершенно. Мужик недоумевал, ему было дискомфортно физически, но моральная сторона вопроса явно не парила.
— Новенький что ли? — спросил я.
— На старенького бери, — отозвался он раздражённо.
— Медчасть потерял?
— Нету ничего доброго в вашей медчасти. Каюту теперь потерял, — он смерил меня оценивающим взглядом. — Спиртным от тебя не пахнет… Чё же ты, пацан, принял?
Он говорил
Может, у меня что-то со зрением? Или вообще нет никакого мужика, и мне это всё мерещится?
— Номер какой у каюты? — поинтересовался я осторожно.
— Да в том и беда, что не было там номера! — небритый махнул картой, демонстрируя её бесполезность.
Я ощутил дуновение ветра. Похоже, мужик был настоящий.
У гостевой для офицеров номера действительно не было, а у общей гостевой номер недавно оторвали, чтобы приклеить туда табличку.
— Не было совсем, или его с мясом выдрали? — уточнил я на всякий случай.
— Совсем.
— Ну, тогда дай свою картинку, покажу.
Погонял пальцем изображение, нашёл ему гостевую и протянул:
— На!
А потом палубу качнуло, и пришлось опереться на стену.
И это не потому, что качнуло корабль. «Аист» шёл по линеечке, это в бою его крутит и мотает, в спокойном режиме он весьма устойчив.
Качнуло меня самого.
Нервное напряжение — хитрая штука. Увидев незнакомую рожу, я протрезвел на пару минут, но эффект этот закончился так же неожиданно, как и начался.
— Да… — протянул мой небритый глюк. — А ведь ты сам — тоже не дойдёшь. Давай так: я провожу тебя, а потом…
— Нет, я тебя провожу!
Я отклеился от стены и поймал его за предплечье.
По-моему он пытался отбиваться, но мне это временно стало фиолетово.
Я потащил мужика коротким путём, через хозблок. Карта просто не выдала бы такого маршрута.
Правда, под ноги всё время подворачивались автоуборщики, но мы как-то преодолели это и вместе ввалились в гостевую каюту.
Только тут я его отпустил.
Он облегчённо вздохнул, сел на одну из кроватей, начал зачем-то растирать и оглаживать предплечье, потом спросил:
— Сам-то ты куда шёл?
— В библиотеку, — ответил я, озираясь. На меня накатило очередное затмение, и гостевую я не узнавал.
— Куда? — переспросил он и расхохотался.
Я его почти не услышал. Во-первых, стены в гостевой были синими. А на корабле нигде нет синих стен, у нас же кругом далтит. Во-вторых, свет шёл не с потолка, а как бы со всех сторон…
— Да ты сядь, — сказал он. — А то упадёшь, эк тебя плющит. Что пил-то?
— Голубой огонь. Но я потом весь день воду пил, должно бы уже отпустить.
— Ты его именно пил? Вот прямо, как лёд глотнул? А потом водой?
— Так как же?.. — Я задумался. — Мне уже промывали уже желудок водой. Я же помню…
— Любитель гвозди глотать? Водой тебе уже потом промывали, сначала — спиртом. Спать можешь?
— Не знаю.
Небритый тяжело вздохнул.
— Невезение у меня с тобой — крайнее. И нету ведь ничего у меня успокаивающего. Придётся говорить с тобой, пока плющить не перестанет.
— А ты вообще кто? — я кое-как поймал пятой точкой соседнюю кровать.
— Инструктор по выживанию. Юрой меня зовут. Подожди-ка, у меня же чай есть!
Он встал и стал собирать к чаю. Уровень воды проверил в нише кулера, насыпал из серебристо-синего пакетика заварку, достал коробку с конфетами. Коробка была деревянная, похожая на шкатулку. Внутри в углублениях-гнёздах лежали разноцветные шоколадные шарики. Часть гнёзд пустовала, и хотелось перекладывать шарики, как диковинную игру.
— Юрой? — я поставил ударение на последний слог и загнал в левый угол три красных шарика.
— Да нет, Юра, Юрий. А по документам — Юрген. Бросай в думку играть, шоколад надо лопать. Пей! — он подвинул мне стакан, оплетённый пластиковым предохранителем.
Напиток был горьким и пах совсем не чайным кустом.
— Это не чай! — возмутился я.
— Чай, чай. Просто не из этих мест. Пей, давай, животина неразумная. Не такой уж горький, привыкнешь. И я с тобой попью.
— А китель у тебя откуда такой?
— Что бурый? Обыкновенный летний. Это у вас — нового образца форма. А эта — старая. На Юге всё старое.
— Ты, что ли, с Юга?
— Ну, да. Мерис меня ещё в прошлый рейс на Юг увёз. Ни дня не дал отлежаться от процедур. У меня ещё реабилитации — месяц. А он сгрёб, падла… Второй раз, говорит — не сдохнешь.
— Ты из госпиталя?
— Я после реомоложения. Только выписали из клиники — и сразу в прокол. Каждый сосуд ноет, каждый нерв. Тебя ж там наизнанку выворачивают всего. Первые дни рукой в лицо не можешь попасть, вон как ты в кровать. Мозг-то, он ничего. Он не изнашивается, не стареет, стареют мышцы, сосуды… Чего глаза-то такие круглые? Ты не грузись, всё равно ничего не запомнишь. Ты же бревно-бревном. Давай ещё по чайку, что ли?
— А как там на Юге?
— А тебе зачем?
— Мне надо.
— А вот это ты не дури. Нечего там пацанам делать. Чай, давай, пей.
— Мне, правда, надо. Друга моего забрали на Юг. Дьюпа. Я должен за ним. Вот…
Я покопался в браслете и вытянул голограмму Колина. Небритый присвистнул.
Выглядел Колин внушительно — широкоплечий, мощный, бритый на лысо, с массивным гольцом, вделанным в кожу на лбу.
— Его к нам с Юга разжаловали. Выкинули простым пилотом. А теперь вот обратно. Гады…