Брат мой Авель
Шрифт:
Микола провожал их взглядом, стоя на пороге закусочной и качая головой.
Место, куда привезли Кэйна, – это был заброшенный машиностроительный завод. В дороге Кэйна растрясло, чувствительность постепенно возвращалась. Оглушенные энробы оживали, пытались самоорганизоваться. Пока это у них плохо получалось, но пройдет срок…
– Тащите в операционную, – распорядился Хирург. – Посмотрим, что у него внутри. Да пошевеливайтесь, он почти очухался.
Кэйна поволокли, держа за подмышки, через огромный пустой цех, его резиновые ноги скребли цементный пол. Поскрипывали экзоскелеты горилл. Кэйна втащили на второй
Кэйна бросили на кровать, пристегнули ноги и руки ремнями. Оставили одного.
Дверь открылась, вошел Хирург.
– Что ты собираешься делать? – спросил Кэйн, настороженно следя за ним.
– Хочу заглянуть тебе в душу, Кэйн. Понять, как она работает.
– Что это тебе даст?
– Новое знание, новую силу. – Хирург сунул искалеченную руку в нанохирургический комплекс, включил питание. – Боишься меня?
Аппарат негромко гудел. Мигал сиреневый свет.
– Просто знаю таких, как ты, – сказал Кэйн. – Повидал за двадцать лет. Акулы. Собираете вокруг себя стаю приспешников и терроризируете рыбешку поменьше да послабее. А попадись вам кто позубастей… И никакой ты не хирург. Хирург отсекает опухоль, а ты – здоровые члены. Ты обыкновенный мясник.
Кэйн тянул время. Энробы в его организме восстановились уже на пятьдесят процентов.
– Хватит, – оборвал его Хирург, вытаскивая реконструированную руку и шевеля пальцами, – ты слишком много болтаешь. Приступим к операции.
Кэйн напрягся, готовясь порвать ремни.
– Кстати, – сказал вдруг Хирург, – пока ты не потерял память. Зачем, говоришь, тебе Авель? Можешь не отвечать – все равно узнаю, когда выпотрошу тебя. Обожаю выковыривать из пришлых всякие наноштучки.
Кэйн почти не слушал его – бросил все ресурсы на то, чтобы взять под контроль нанохирургический комплекс. Его энробы восстановились на шестьдесят процентов, он легко мог уйти, но ему захотелось поиграть с Хирургом.
– Зачем мне Авель? Я скажу тебе. Собираюсь его убить.
– Убить?! Этого безобидного пророка из секты скотоводов? Я узнавал о нем. Он не причинил никому никакого вреда. Бродит по миру и мелет языком. С него даже взять нечего, кроме праведности. А это неходовой товар.
– А что ты скажешь, когда узнаешь, что он собирается уничтожить мир?
– Брось, Кэйн, он безобиден как ягненок.
– Ягненок, зараженный вирусом, может погубить всю отару. Он может устроить конец света.
– Ты бредишь, Кэйн.
– Когда двадцать лет назад религиозные корпорации обменялись ядерными ударами, две трети человечества вымерло от радиации, не успев сообразить, что происходит. Мы выжили только потому, что стали нанотехами. Авель и его друзья ратуют за возвращение в прошлое, каким оно было до нанореволюции. Но это невозможно. Если они преуспеют – всему конец.
– Погоди, что-то я не пойму, о чем ты. Вера запрещает пастухам пользоваться нанотехнологиями. А в силу молитвы я не верю. Чем они опасны?
– Авель – носитель энроба-самоубийцы. Подпольная разработка. Заразив другие энробы, он вызовет эпидемию энробных самоубийств. Стоит Авелю добраться до мегаполиса и активировать вирус – всему конец.
– Нанотехи
– На это уйдет несколько месяцев.
– Что с того? Один мегаполис вымрет – останутся другие. И вообще, Кэйн, по мне, чем хуже, тем лучше. Это мой мир. И он мне нравится. Я в нем хозяин и бог. Мне не нужен твой высокотехнологичный мир, в котором нет голода и болезней. Мне не нужен пасторальный мир, где живут в простоте и всем довольны. Меня устраивает то, что есть. И подите все к черту!
– Мир меняется, – сказал Кэйн, – хочешь ты этого или нет. И я не хочу, чтобы он менялся в сторону упрощения. А Авель хочет. У него благие намерения, и мне будет больно его убивать. Но другого выхода нет. Конец моего мира – это конец и твоего, Хирург.
– В твоих словах, пришлый, есть одна большая брешь. Ты забыл, где мы. Это Край Мира, Святые Земли. На тысячу километров вокруг ни одного мегаполиса. Если все так, как ты говоришь, что Авелю здесь понадобилось?
– Иерусалим, – сказал Кэйн. – Он идет в Иерусалим.
Энробы восстановились, нанохирургический комплекс был взят под контроль. Кэйн легко, как паутину, порвал ремни и встал.
– Не пытайся меня остановить, Хирург. Твоя игрушка подчиняется мне. – Он шевельнул рукой, и нанохирургический комплекс послушно развернулся к Хирургу. – Ты знаешь, что это – удаление энробной системы без наркоза. Боль, адская боль. А потом ты навсегда останешься калекой. Ты ведь не хочешь, чтобы я проделал это с тобой?
Хирург засмеялся.
– Тебе все-таки удалось меня провести. Но далеко ты не уйдешь. Я знаю все про адскую боль – и я готов рискнуть. Зато потом, когда ты попадешь в лапы моих ребят, ох уж я и потешусь!
Полиуретановый костюм на нем уплотнился за счет наночастиц, наполз на лицо и руки.
– Но я не буду мешать тебе, Кэйн. – Голос у Хирурга тоже изменился, стал лязгающим. – Мне плевать на тебя и на твою миссию. Но мне не плевать на себя. А мое благополучие зависит от того, кто из вас одержит верх. Вот почему я не только не буду мешать тебе, но и помогу. Дам любое оружие, какое попросишь.
– Верни револьвер.
Хирург кивнул, пошарил в кармане халата, протянул Кэйну оружие.
– Прощай, – сказал Кэйн и вышел.
Гориллы, охранявшие коридор, расступились, и Кэйн беспрепятственно спустился вниз. Ступил под палящее солнце. Пока он стоял, щурясь и обдумывая дальнейшие действия, сзади послышались торопливые шаги.
– Убейте его! – крикнул Хирург. – Не дайте ему уйти. Он сумасшедший!
Кэйн бросил тело в сторону, сделал кувырок, вскочил на ноги и прыгнул в седло мотоцикла. Вдогонку хлопали выстрелы, но он был уже далеко.
Через сто километров бензин в баке закончился, и Кэйн бросил мотоцикл в пустыне. Подхватил сумку и дальше пошел пешком. Впереди виднелись горы.
Кэйн шел быстро. Его организм работал в режиме нон-стоп. Насыщенные энробами мышцы не знали усталости, а мозг, усиленно снабжаемый энергией и кислородом, не нуждался во сне. Кэйн шел день и ночь, не останавливаясь даже для того, чтобы поесть.
На шестые сутки он настиг Авеля.
Авель шагал по заброшенному, полуразрушенному шоссе. Он шагал легко и пружинисто, как будто не было за спиной долгого, беспрерывного перехода. Праведный Авель, угодный Богу. Белые волосы покачивались в такт шагам.