Брат мой названый

Смирнов Владимир

– Но разве от нас зависит, здесь или туда?

– Вряд ли. Сюда мы попали не по своей воле, так почему обратный путь должен быть другим?

Остающиеся до нашего отъезда в деревню дни большею частью провожу дома, лишь изредка выходя на набережную. Раза два встречаю старичка-словесника Александра Павловича, мы мило раскланиваемся. При второй встрече он, предварительно осведомившись, не спешу ли я, заговаривает о современной литературе. Он весь

в Тургеневе, Некрасове, Гончарове, Островском. Но их уже нет, а нынешние…

Я вежливо напоминаю о графе Толстом, на что мой собеседник отвечает, что Лев Николаевич из того поколения, из которого они, пожалуй, только вдвоём и остались, а под нынешними он понимает тех, кому лет тридцать-сорок. Разве что Гаршин, который так и не успел написать ничего крупного, Чехов, Короленко… Помолчав, добавляет Горького. Рассказы и небольшие повести у них интересны и даже талантливы, но до больших русских романов им далеко, если вообще хватит сил на них. Появились какие-то символисты, совершенно непонятные, хотя молодёжи нравятся.

Александра Павловича слушать интересно, поэтому я больше молчу и только иногда поддакиваю, как бы соглашаясь. Просто боюсь заговорить о ком-нибудь, кто по малолетству ещё ничего не сочинил, или о ещё ненаписанных произведениях тех, кто уже пишет. Единственно вспоминаю, что где-то через год должен выйти последний роман Толстого «Воскресение», потому вполне уверенно говорю, что Лев Николаевич его дописывает. Оказалось, Александр Павлович об этом романе слышал и ждёт его с нетерпением.

На другой день иду в сторону песков и дальше до верхних грузовых пристаней. Место совершенно не прогулочное. Грузчики сноровисто бегают по мосткам с тачками или носят на себе – где как. Если бы берег был высокий и посмотреть сверху, скорее всего пришло бы в голову сравнение с муравьями. Поскольку же берег в этом месте низкий, быстро замечаю сначала косые, а потом и откровенно неприязненные взгляды. И действительно – чего припёрся, не кино, люди работают, а ты под ногами вертишься. Не кино – это у меня в голове, а остальное и так понятно.

По дороге попадается трактир. Захожу, спрашиваю мурцовку. Название сего блюда знаю, даже рецепт от деда в детстве слышал, но пробовать не приходилось. Самому приготовить – и в мыслях не было. Обо всём этом в трактире рассказывать, понятно, не стал.

Меня сразу на смех поднимают – вроде прилично выглядит, а мурцовки хочет! Не делают такого здесь, а коли попробовать хочешь, так иди на берег. Крючники там её сами себе готовят и сразу едят.

Действительно,

не сообразил. Еда самых откровенных бедняков, которым даже в трактире делать нечего. А для меня получается вроде как экзотика.

И чего по пристаням да пескам шляется, бездельник (это я сам себя так), турист из двадцать первого века. Примите, покажите, расскажите, ещё и мурцовку хочет продегустировать!

Ладно, домой вернусь – сделаю, благо большого кулинарного ума не надо. А здесь – может, в ресторан на бульваре заглянуть? Какой-нибудь джентльменско-купеческий набор заказать? Осетрину там, икру с блинами? И в дополнение ко всему канкан на сцене. Как в примитивном кино из старой жизни, когда трудовой народ спину гнёт, а проклятые буржуи да помещики развлекаются. Но сначала надо на такой вечер как-то разжиться. Если к Пийру зайти не на что, так туда тем более. Джекова катенька не помощница, от петеньки проку не больше. И в шальном варианте им взяться неоткуда. Толстых потерянных бумажников тоже не видно. Подработать где (и где, кстати? и кем-чем?) – так заработанное посильно-непосильным трудом проматывать впустую просто глупо. В своём времени деньгами особо не сорил, так здесь что выпендриваться? Впрочем, судя по количеству достойных злачных мест, коих раз-два и обчёлся, развлекаются очень-таки немногие. Народ здешний всё больше делом занят. О крючниках и говорить нечего.

А может, день-другой всё это на своей шкуре испытать? А что, поискать у Лукерьи Матвеевны робу какую и завтра с утра пораньше сюда. Наняться на общих правах (а как ещё?), до вечера спину поломить и на эту самую мурцовку да на водку заработать. На вечер с канканом вряд ли получится. Скучно с этими мешками точно не будет!

Но я же не Гиляровский! Он-то силач был, а меня хватит на каких-нибудь полчаса, и то если. А дальше что? Умереть, конечно, не умру. По крайней мере в первый день.

Тут я понимаю, что это просто блажь в голову пришла. Бывает. Сразу на дальнем плане проскакивает мысль – а если нужда заставит? Я же здесь никто. Вот прижмёт, что только пристани эти и останутся, – что тогда? Мурцовкой перебиваться? Всё же буду надеяться, что до такого не дойдёт…

Тем же путём возвращаюсь к бирже, в более привычную обстановку. Перебираюсь на знакомом уже пароме за Волгу, прогуливаюсь по дачным Ершам, мимо михалковского имения выхожу на Шексну, иду по берегу и через час переправляюсь в Абакумово. Оказывается, это целый город чуть ли не с наше Пошехонье. Чистый, аккуратный. Несколько заводов – и кому это всё мешало?

Конец ознакомительного фрагмента.